Посмертие

Фельдфебель был высокий, крепко сбитый, с зычным низким голосом. Темноволосый, с пышными усами и карими глазами: когда он серчал или был чем-то недоволен, они вылезали из орбит. Почти каждую фразу Вальтер произносил, презрительно кривя губы. Занятия с ним выходили напряженными и изнурительными: многое в действиях рекрутов его раздражало. В свое дежурство он гонял их нещадно, сам же стоял подбоченясь и осыпал солдат отборной бранью, лившейся из него, словно нечистоты по сточной канаве. И даже если молчал, не скрывал досады. Он был в точности таким, каким Хамза представлял себе немецкого офицера. Он не расставался со стеком, нетерпеливо постукивал им по правой ноге, иногда довольно крепко. Еще он стеком указывал на того или иного солдата и, уже не в силах сдерживать злость, ожесточенно рубил им воздух. Бить аскари — ниже достоинства германского офицера: фельдфебель ждал, пока омбаша, присутствовавший на занятиях, ударами подкрепит его приказы.

День начинался с дозы хинина и многочасовой строевой подготовки. Шуцтруппе обязана производить хорошее впечатление, орал на них фельдфебель, а для этого нужно правильно маршировать. Они учились держать осанку на военный манер, потом маршировать по отдельности друг перед другом, потом всем отрядом, а омбаша, шауш или фельдфебель выкрикивали приказы и оскорбления. Далее они учились обращаться с оружием, ложиться, чтобы прицелиться, стрелять и попадать в цель, перезаряжать оружие на бегу. Аскари из шуцтруппе не отступают без приказа, не паникуют, когда на них нападают, и самое главное — не сдаются. Унафахаму? Все приказы передавали криком и сопровождали оскорблением. Ндио бвана. Все ошибки карали телесными наказаниями или физическим трудом, в зависимости от тяжести проступка. Наказывали постоянно, прилюдно; несколько раз в неделю всех солдат, рекрутов, ветеранов-аскари строем вели в бому смотреть на хамса иширин, двадцать пять ударов кнутом, публичную порку за нарушения, которые, казалось, зачастую не заслуживали подобного унижения. Чтобы сделать вас послушными и бесстрашными, пояснил им омбаша. Порол провинившихся непременно аскари из числа африканцев, немцы — ни разу.

Днем они наводили порядок в боме и казармах и выполняли другие приказы. Чистили оружие, обувь, гетры, форму. Проверка следовала за проверкой, за недочеты наказывали — и всех вместе, и каждого по отдельности. Они делали гимнастические упражнения, чтобы укрепить тело, бегали, совершали марш-броски, качали мышцы. Большинство рекрутов в отряде Хамзы были местные и понимали друг друга, но в лагере говорили и на других языках, главным образом на арабском, ньямвези и немецком. Слова этих языков перемешивались с суахили, диалекты которого служили рекрутам основным средством общения.

Хамза с головой погрузился в изматывающие тренировки. Сразу после вступления в шуцтруппе им овладел страх, что мужчины, привыкшие к жестокости и уважающие только выносливость и силу, будут смеяться и измываться над ним. Вскоре в его отряде сложилась своя иерархия, в которой ценилась ловкость и сила. Два рекрута, Комба и Фулани, благодаря рвению и физической силе выбились в вожаки; их первенство никто не оспаривал. Фулани уже случалось воевать, хотя и в армии рангом пониже шуцтруппе. Он был ньямвези, служил охранником в личной армии одного купца, тот и прозвал его Фулани, то есть Молодчик, потому что никак не мог запомнить его настоящее имя. Фулани пришлась по душе заключенная в имени дерзость, и он принял его. Комба отличался силой, уверенностью, прирожденный спортсмен. Эти двое были первыми на всех тренировках, любезничали с женщинами, которые приносили в лагерь еду, обменивались с ними двусмысленными намеками и обещали навестить их вечерком. Еду им всегда накладывали первыми, и накладывали с избытком. Их одних омбаша всегда хвалил, а фельдфебель то восхищался, то осыпал худшими оскорблениями. Комба только смеялся и за спиной называл фельдфебеля Джогу, «петух». И действительно, при женщинах фельдфебель расхаживал как петух. Все понимали, что оскорбления, которыми он осыпает этих двоих и особенно Комбу, лишь доказывают их превосходство. Для укрепления авторитета фельдфебелю требовалось превзойти их, не унизив. Хамза, как прочие рекруты, вынужден был смириться с этим порядком и отыскать в нем свое место.

Превосходство Фулани и Комбы не беспокоило Хамзу: куда больше рекрутам досаждала напряженная подготовка и страх наказания. На издевки и жестокость ефрейтора, унтер-офицера и тем более фельдфебеля Вальтера отвечать было нельзя. Запрещалось обращаться к инструкторам по имени и вообще заговаривать с ними, их приказы следовало выполнять со всей расторопностью. Комбе единственному сходила с рук любая провинность за нахальное щегольство, с которым он напускал на себя невинный вид: я-де вовсе не хотел вас оскорбить и не выказываю неуважения.