Посмертная месть

– Что ж оперу не радоваться, – усмехнулся судмедэксперт. – Это как в анекдоте: «Вы слышали? У Хаима дача сгорела. Казалось бы, что мне? Чужой человек, а все равно приятно»…

На прокурорском столе зазвонил телефон. Бирюков ответил. Разговаривал он всего несколько секунд. Положив трубку, обвел взглядом присутствующих в кабинете и сказал:

– Всей группой срочно выезжаем к винному магазину.

– Чего обмывать будем? – не удержался Борис Медников.

– Какого-то солдата там зарезали.

Глава XI

ЧП произошло в сквере напротив входа в красноперовский магазин «Французские вина и коньяки». Когда оперативная группа приехала на место происшествия, там уже собралась толпа любопытных, без которых обычно не обходятся даже пустяковые уличные события. Большей частью пожилые люди сгрудились у кромки сквера и, переговариваясь, словно на похоронах, тревожно посматривали вдоль узкой аллейки, затененной ветвями густо разросшихся кленов. Из глубины зарослей доносился истерично причитающий женский плач.

Следом за Бирюковым участники опергруппы вошли в аллею и почти тотчас увидели лежавшего навзничь грузного мужчину в камуфляжной форме. Возле него, опустившись на колени, причитала растрепанная, неряшливо одетая женщина. Чуть в стороне стояла тонконогая бледная девица и словно остекленевшими глазами смотрела на женщину.

Голубев сразу узнал «неразлучную троицу»: прозванного Солдатом Солдатычем бывшего прапорщика Несветаева, алкоголичку Капитолину Куксину и ее дочь Эмму. На груди Солдатыча, у сердца, темнело большое кровавое пятно.

– Завалили гады нашего кормильца! – вскинув мутный взгляд на оперативников, выкрикнула Куксина и запричитала пуще прежнего: – И на кого же, солдатик, ты нас поки-и-инул?! И чего же мы без тебя будем дела-а-ать?..

Борис Медников присел на корточки.

Обхватив пальцами кисть руки потерпевшего, стал прощупывать пульс. Вскоре он поднялся и тихо сказал Бирюкову:

– Можно везти в морг.

– И-и-и-а-а-а!.. – прижав ладони к лицу, визгливо затянула Капитолина.

– Как это произошло? – спросил ее Бирюков.

Куксина, будто не расслышав, продолжала тянуть похожий на завывание плач. Не дождавшись ответа, Бирюков обратился к Эмме:

– Вы можете что-то рассказать?

Та испуганно оглянулась и показала на скамейку в дальнем конце аллеи:

– Мы с мамой сели там покурить, а Солдатыч пошел в магазин за бутылкой. Тут его и чикнули.

– Кто?

– То ли горбатая бабка в зеленой кофте, то ли урка в коротком сером пиджаке. Мы не видели, кто из них пырнул ножом.

– Не ваш Никита? – быстро вставил Голубев.

Эмма с недоумением посмотрела на него:

– Ты чо бредишь? Никита в колонии сидит.

– Разве после освобождения он домой не заглядывал? – мгновенно схитрил Слава.

– А че ему дома делать?

– Ну, как что… родных проведать.

– На фига нам такой родственник. Самим жрать нечего.

Поняв, что выяснять у Куксиных картину происшедшего бесполезно, Голубев сказал Бирюкову:

– Пойду, Игнатьич, в народ. Может, среди толпы отыщу очевидцев.

– Действуй оперативно, – ответил Бирюков. – Если найдутся свидетели, Лимакин официально запишет их показания.

«Горбатую бабку в зеленой кофте» Слава увидел сразу, как только вышел из кленовой аллеи. Сгорбленная возрастом, близким к восьмидесяти годам, невысокая старушка, вероятно, не в первый раз рассказывала окружившим ее женщинам одно и то же:

– Да я уже подробно говорила… Деду своему собралась завтра сороковины справить. Не помянуть по-христиански упокойника в сороковой день – грех большой. А без рюмки по русскому обычаю поминки – не поминки. Вот и пошла сюда за поллитровкой. Иду по дорожке между кленов, а жиган из кустов вынырнул и – ножик мне к горлу: «Давай, бабка, кошелек!» Не поверите, женщины, от страха и сумку с деньгами выронила. Жиган согнулся, чтобы схватить ее, а неведомо как возникший рядом солдат за шиворот жигана – цап! А жиган сразу ножиком солдата – тык…

– С неба тот солдат свалился, что ли? – послышался недоверчивый женский голос.

Старушка перекрестилась:

– Истинный Бог, не знаю, как Господь успел его подсунуть на верную смерть. Когда по скверу мимо скамейки проходила, солдатик, царство ему небесное, сидел там с двумя женщинами. Или он сразу за мной пошел, или прытко подбежал, увидев разбойника, с испугу не могу, бабоньки, сообразить.

– Деньги пропали?

– Упер, сукин сын, кошелек. В нем и денег-то было на одну поллитровку да на килограмм вареной колбасы. Из-за такого пустяка зарезать человека – это ж невозможно представить, какое безобразие…

– Как тот «разбойник» выглядел? – вмешался в разговор Голубев.

– Наружностью не очень страшный. Мой покойный старик называл таких жиганов окурками.

– Одет как?

– Одежка неплохая. И серый пиджак, и светлые штаны новые, но тесноваты.

– Лицо какое?

– Вроде бы в конопушках.

– Зубы не щербатые?

– Вот этого со страху не запомнила. Как ножик увидала, в глазах стало темно.

– Один был?

– Ага. Из кустов так скоро вынырнул, будто караулил меня. Мигом сотворил убийство и опять в кусты ушмыгнул.