Посмертные записки Пикквикского клуба

— Он необыкновенно бледен, — отвечал отец, — только нос у него сделался еще краснее. Аппетит его так себе, ни то ни се, зато уж пьет как, если б ты знал!

И, махнув рукой, мистер Уэллер погрузился в глубокое раздумье.

— Все это прекрасно, — сказал Самуэль, — и я радуюсь за тебя, старый человек. Поговорим теперь о моем собственном деле. Развесь уши, и не заикайся до тех пор, пока я не кончу.

После этого приступа, Самуэль рассказал в коротких словах все подробности последнего своего разговора с мистером Пикквиком.

— Как? Остаться в тюрьме одному? — воскликнул мистер Уэллер старший. — Не позволить никому ходить за собою? Бедный старичок! Нет, нет, Сэмми, до этого не надобно допускать его.

— Уж, конечно, не надобно, — подтвердил Самуэль. — Это я и без тебя знал.

— Да они там съедят его живьем, Сэмми, и с косточками! — воскликнул мистер Уэллер.

Самуэль нашел это мнение весьма небезосновательным.

— Он ведь еще не доварился, Сэмми, когда вступил в эти казематы, — продолжал мистер Уэллер метафорически, — а они, поверь мне, пропекут и изжарят его так, что никто из самых близких друзей не угадает в нем прежнего птенца. Не так ли, Сэмми?

— Истинно так.

— И выходит, что этого не должно быть, Самуэль.

— Уж это как водится.

— Стало быть, речь о том, как уладить это дело?

— Именно об этом, — отвечал Самуэль. — Ты, старичина, умен не по летам, позволь тебе это заметить: говоришь ладно, складно, и видишь впереди всю подноготную, как этот вот краснощекий Никсон, которого продают с картинками в маленьких книжках по шести пенсов за штуку.

— Что это за человек, Сэмми? — спросил мистер Уэллер.

— До этого уж тебе нет дела, кто он таков, — возразил Самуэль, — довольно с тебя, что он не извозчик.

— Знавал я в старину одного конюха, которого звали Никсоном: не он ли, Сэмми?

— Нет, не он. Это был джентльмен, да еще вдобавок кудесник.

— A что такое кудесник?

— A это, видишь ли, человек, который знает будущее так, как мы с тобой не знаем и настоящего.

— Вот что! Желал бы я познакомиться с таким человеком, Самуэль, — сказал мистер Уэллер. — Авось он поведал бы мне кой-что насчет печенки и завалов, о которых мы с тобой беседовали. Но уж если он скончал свой живот и никому не передавал своего секрета, так нечего об этом и распространяться. Ну, Сэмми, катай дальше, любезный! — заключил Уэллер, вздохнув из глубины души.

— Ты вот расклал по пальцам лучше всякого кудесника, что будет с нашим старичком, если оставить его одного в тюрьме, — сказал Самуэль. — А не знаешь ли ты, как бы этак нам с тобой помочь этому горю?

— Нет, друг мой, не возьму в толк, — сказал мистер Уэллер после минутного размышления.

— И не видишь ты никакого средства?

— Средства, то есть, как бы выручить честного мужа из несчастья! Нет, Сэмми, не вижу… а вот разве попробовать…

Необыкновенный свет премудрости озарил чело почтенного старца, когда он приложился к уху своего возлюбленного сына и шепотом сказал:

— Принесем-ка, любезный, складную кровать, впихнем его туда да и вынесем так, чтоб не пронюхал ни один тюремщик. — Или еще лучше: нарядим его старухой и прикроем его фатой.

Но Самуэль объявил, что оба эти плана никуда не годятся и снова предложил свой вопрос.

— Нет, — сказал старый джентльмен, — если он не хочет сохранить тебя при своей особе, так я уж решительно не вижу никакого средства. Не проедешь, Сэмми, будь ты тут хоть семи пядей во лбу.

— Проехать можно, да только осторожно, — возразил Самуэль. — Послушай, старичина: ссуди-ка ты мне фунтиков двадцать пять.

— A на что тебе? — спросил мистер Уэллер.

— Это уж мое дело, — отвечал Самуэль. — Может, тебе вздумается потребовать от меня эти денежки минут через пять, а я, может статься, не заплачу и заартачусь. Не придет ли, этак, тебе охота задержать своего сынка и отправить его в тюрьму за долги?

При этой остроумной выдумке отец и сын обменялись полным кодексом телеграфических взглядов и жестов, после чего мистер Уэллер старший сел на каменную ступень и расхохотался до того, что лицо его покрылось багровой краской.

— Что это за старый истукан! — воскликнул Самуэль, негодуя на бесполезную трату дорогого времени. — Как тебе не стыдно рассиживаться, как петуху на шесте, когда тут не оберешься хлопот на целый день? Где у тебя деньги?

— В сапоге, Сэмми, в сапоге, — отвечал мистер Уэллер, подавляя в себе этот припадок необыкновенного веселья. — Подержи-ка мою шляпу, Сэмми.

Освободившись от этого груза, мистер Уэллер внезапно перегнулся на один бок, засунув свою правую руку за голенище, и через минуту вытащил из этого оригинального хранилища бумажник огромного формата в осьмушку, перевязанный толстым ремнем. Отдохнув, сколько было нужно после этой трудной операции, он вынул из бумажника две нахлестки, три или четыре пряжки, мешочек овса, взятого на пробу, и наконец небольшой сверток запачканных ассигнаций, из которых тотчас же отделил требуемую сумму для своего возлюбленного сына.