Посмертные записки Пикквикского клуба

— Головы, головы, берегите свои головы! — вскричал неумолкавший незнакомец, предостерегая пассажиров империала, когда дилижанс проезжал под сводами ворот почтового двора. — Страшное место… дьявольская опасность… Случилось однажды… пятеро детей… мать, высокая леди, кушала бутерброды… совсем забылась через арку… тррр-тыррр… дети оглядываются… голова у матери оторвана… бутерброд в руках… нечем больше есть… сироты… визг, крик — ужасно, ужасно! — Что, сэр, изволите смотреть на Уайтголль? Прекрасное место… Не так ли?

— Я рассуждаю, — сказал мистер Пикквик, — о непостоянстве фортуны и превратности человеческих деяний.

— Так, сэр, так! Сегодня шелк и бисер, а завтра куда еси девался человек? Философ, сэр?

— Психолог, сэр, скромный наблюдатель человеческой природы, — сказал мистер Пикквик.

— Так же как и я. Доброе дело… Человек любит философствовать, когда нечего есть. Поэт, сэр?

— Почтеннейший друг мой, мистер Снодграс, имеет сильный поэтический талант, — сказал мистер Пикквик.

— Не дурно сам пишу стихи, — отвечал незнакомец. — Поэма в десять тысяч стихов… Ямбы и хореи с дактилями и анапестами… Олимп… Великая битва… Марс поутру, ночью Аполлон… барабан и лира… Пою тебя, великий муж… Нет вдохновения — забежал в кондитерскую, и опять… Муза, Нептун, Морфей… вдохновение шипит… Прекрасно! — Вы, сэр, не охотник ли? — вдруг спросил он, обращаясь к мистеру Винкелю.

— Да, я люблю охоту, — отвечал тот.

— Прекрасное занятие, сэр, бесподобное. — Собаки, сэр?

— Теперь нет, — отвечал мистер Винкель.

— A! Вы держали собак… бесподобные животные… твари смышленые… чутье… инстинкт… Была у меня отличная собака… легавая… Понто, кличка… Пошел однажды на чужое поле… перелез ограду… выстрелил… бац… свистнул — собака стоит как вкопанная… свистнул опять… Понто… нейдет… подманил к себе — Понто, Понто… виляет хвостом и смотрит на столб… взглянул — на столбе надпись: «Лесничему приказано бить и стрелять всех собак за этой оградой»… Удивительная собака… бесценная… зоологический феномен.

— В самом деле, случай необыкновенный, — заметил мистер Пикквик. — Позвольте мне записать его?

— Извольте, сэр, извольте… сотни чудных анекдотов насчет собак… коллекция в классическом роде. — Красотка, сэр? — продолжал незнакомец, круто повернувшись к мистеру Треси Топману, бросавшему умильные взгляды на проходившую женщину.

— Очень мила, — заметил мистер Топман.

— Да… смак есть… Английские девушки далеко не так хороши, как испанки… Благородные создания… агатовые волосы… черные глаза… искрометистые… блещут… круглые формы… Чудо, как хороши.

— Вы были в Испании, сэр? — спросил мистер Топман.

— Жил там… очень долго.

— И много одержали побед, сэр?

— Побед? Тысячи! Дон Боларо Фиццгиг… Гранд, старик… единственная дочь… Донна Христина… блистательная красавица… влюбилась по уши… ревнивый отец… гордая испанка… прекрасный англичанин… Донна Христина в отчаянии… приняла яд… рвотного дали… желудочный насос… сделали операцию… Старик Боларо вне себя… согласился… соединил наши руки… потоки слез… романическая история… очень.

— Что ж? Донна Христина теперь в Англии, сэр? — спросил мистер Топман, приведенный в восторженное состояние поэтическим изображением прелестей испанки.

— Умерла, сэр, умерла, — сказал незнакомец, приставив к глазам коротенький остаток носового коленкорового платка, — операция трудная… желудочный насос… не перенесла… нежная комплекция… погибла жертвой.

— A ее отец? — спросил поэтический Снодграс.

— Угрызение и бедствие, — отвечал незнакомец, — исчез внезапно… молва по всему городу… искали по всем местам… с ног сбились… без успеха… городской фонтан на большой площади вдруг остановился… прошли недели… не брызжет… работники принялись чистить… выкачали воду… хвать… старик Боларо сидит в трубе… окоченелый… в правом сапоге бумага… полная исповедь… с отчаяния… не мог пережить… Вытащили его, фонтан забрызгал, заиграл… Трагический элемент.

— Могу ли я, с вашего позволения, внести в свои записки эту трогательную историю? — спросил мистер Снодграс, проникнутый великим соболезнованием.

— Пишите, пишите! Пятьдесят новых историй в таком же роде, если угодно… вулканические перевороты в моей жизни, странные, непостижимые… Много видел, много испытал… То ли еще будет… Позволяю… Пишите.

В таком духе продолжался разговор всю дорогу. На станциях, где сменяли лошадей, ученые путешественники угощали своего приятеля коньяком и пивом, и он без умолку рассказывал им новые истории, запечатленные по большей части трагическим колоритом. В скором времени записные книги господ Пикквика и Снодграса наполнились поэтическими и философическими описаниями чудесных приключений. Наконец дилижанс покатился по рочестерскому мосту, за которым возвышался древний католический монастырь.

— Великолепная развалина! — воскликнул мистер Август Снодграс, увлеченный поэтическим чувством при виде почтенного здания.

— Какая обильная жатва для антиквара! — провозгласил мистер Пикквик, приставляя зрительную трубу к своему правому глазу.