Посмертные записки Пиквикского клуба

Мистер Джинкс мгновенно принял серьезный вид.

— Мистер Джинкс, — сказал судья, — вы — болван!

Мистер Джинкс смиренно взглянул на великого мужа и закусил кончик пера.

— Вы можете, сэр, видеть в этом сообщении нечто смешное, но я должен сказать, мистер Джинкс, что смеяться тут нечего, — сказал судья.

Полуголодный Джинкс вздохнул, словно действительно удостоверился, что поводов для смеха у него было очень мало, и, получив приказание записать сообщение леди, потащился к столу и начал записывать.

— Этот Пиквик, как я понял, — дуэлянт? — спросил судья, когда заявление было записано.

— Вот именно, — сказала леди средних дет.

— А другой скандалист… Как его имя, мистер Джинкс?

— Тапмен, сэр.

— Тапмен — секундант?

— Да.

— Второй дуэлянт, вы сказали, сударыня, скрылся?

— Да, — ответила мисс Уитерфилд, покашливая.

— Прекрасно! — заявил судья. — Эти два лондонских головореза, явившись сюда для истребления подданных его величества, воображают, что на таком расстоянии от столицы рука правосудия слаба и парализована. Они получат урок! Приготовьте ордера на арест, мистер Джинкс. Мазль!

— Слушаю, ваша честь.

— Граммер внизу?

— Да, ваша честь.

— Пошлите его сюда.

Раболепный Мазль исчез и скоро вернулся в сопровождении пожилого джентльмена в сапогах с отворотами, главными приметами которого были: распухший нос, хриплый голос, сюртук табачного цвета и блуждающий взор.

— Граммер! — обратился к нему судья.

— Ваш-шесть?

— В городе спокойно?

— Благополучно, ваш-шесть, — ответил Граммер. — Народное волнение немного улеглось — мальчишки ушли играть в крикет.

— В такие времена, Граммер, нужны энергические меры, — решительно сказал судья. — Если ни во что не ставят авторитет королевских чиновников, надо прочесть во всеуслышание закон о мятеже[81]. Если гражданские власти не в состоянии защитить эти окна, Граммер, войска могут защитить и гражданскую власть и окна. Мне кажется, это — основное положение конституции, мистер Джинкс?

— Разумеется, сэр, — сказал Джинкс.

— Прекрасно, — продолжал судья, подписывая ордера. — Граммер, вы приведете этих людей ко мне сегодня же. Вы найдете их в «Большом Белом Коне». Вы помните историю с мидлсекским Дамплингом и саффокским Бентамом, Граммер?

Мистер Граммер покивал головой, давая понять, что никогда он этого не забудет. Впрочем, он и не мог забыть, поскольку об этом упоминалось ежедневно.

— А это еще более противоконституционный поступок, — продолжал судья, еще большее нарушение мира и спокойствия и грубое нарушение прерогатив его величества. Дуэль — одна из самых бесспорных прерогатив его величества, если я не ошибаюсь, не правда ли, мистер Джинкс?

— Особо оговоренная в Великой хартии[82], сэр, — ответил мистер Джинкс.

— Один из самых блестящих перлов британской короны, отторгнутый у его величества баронами, если я не ошибаюсь, не так ли, мистер Джинкс? — сказал судья.

— Совершенно верно, сэр, — ответил мистер Джинкс.

— Прекрасно! — сказал судья, горделиво приосанившись. — Прерогатива не должна быть попрана в этой части владений короля. Граммер, возьмите подкрепление я приведите эти приказы в исполнение как можно скорей. Мазль!

— Слушаю, ваша честь.

— Проводите леди.

Мисс Уитерфилд ушла, глубоко потрясенная учеными справками судьи; мистер Напкинс ушел завтракать; мистер Джинкс ушел в самого себя, ибо это было единственное место, куда он мог уйти, за исключением дивана, служившего ему постелью в маленькой общей комнате, которая днем была занята семьей его квартирной хозяйки; мистер Граммер ушел, дабы исполнением нового поручения смыть оскорбление, нанесенное ему и другому представителю его величества, бидлу, утром этого дня.

В то время как подготовлялись эти твердые и решительные меры к охранению «королевского мира», мистер Пиквик со своими друзьями, ничего не подозревая о надвигающихся великих событиях, мирно уселись за обед; все были разговорчивы и общительны. Мистер Пиквик только что начал рассказывать о своих ночных приключениях, к великому удовольствию учеников, а в особенности мистера Тапмена, как вдруг дверь открылась и какая-то противная физиономия просунулась в комнату. Глаза этой противной физиономии в течение нескольких секунд внимательно осматривали мистера Пиквика и, по всем признакам, остались вполне удовлетворены своим исследованием, ибо фигура, коей принадлежала противная физиономия, медленно втиснулась в комнату и предстала в образе пожилого субъекта в сапогах с отворотами. Чтобы не держать читателя и далее в неизвестности, скажем коротко: это были блуждающие глаза мистера Граммера, а фигура была фигурой этого же джентльмена.

Поведение мистера Граммера было профессиональным, но своеобразным. Первым его актом было запереть изнутри дверь на задвижку, вторым — тщательно вытереть голову и лицо бумажным носовым платком, третьим — положить шляпу, с бумажным носовым платком внутри, на ближайший стул, и четвертым — вытащить из внутреннего кармана сюртука короткий жезл, увенчанный медной короной, которым он, как мрачное привидение, поманил мистера Пиквика.