Посмертный образ

— Один раз. Это было примерно часов в семь вечера. Она сказала, что приняла какое-то успокоительное лекарство, не то валерьянку, не то пустырник, и валяется в постели, подремывает. Я предупредил ее, что больше звонить не буду, на тот случай, если вдруг она будет спать, чтобы не будить ее. Она попрощалась со мной до завтра, то есть до утра субботы. В субботу в семь утра снова была съемка. Ну а дальше вы знаете.

— Да, — подтвердил Коротков. — Дальше я знаю. У меня еще один вопрос, совсем маленький, и на сегодня я оставлю вас в покое. Скажите, пожалуйста, имела ли обыкновение Алина прятать деньги и ценности в каком-то особом месте? И если да, то что это за место?

— Я не знаю, — покачал головой Смулов. — За четыре года мне ни разу не довелось видеть ничего такого. Деньги всегда вынимались или из кошелька, или из ящичка в мебельной стенке. Драгоценности Алина держала в шкатулке, которая стояла на полке в той же самой стенке. Стояла совершенно открыто, хотя и была заперта на ключ. Ключик висел на общей связке вместе с ключом от квартиры и почтового ящика. На этой же связке Алина носила и запасные ключи от своей машины и от гаража. Но это ведь только то, что происходило на моих глазах. Чем дольше я знал Алину, тем больше допускал, что совсем не знаю ее. Впрочем, это я, кажется, уже говорил…

— Андрей Львович, а откуда у Алины такие драгоценности? Вы сказали, что в шкатулке обычно лежали два кольца, одно золотое с большим бриллиантом, другое из платины и тоже с бриллиантом. Три пары серег — и снова золото, платина, бриллианты, изумруды. Два колье, одно другого толще и дороже. Пять браслетов, в том числе один — из платины, в пару к кольцу. — Коротков закрыл блокнот, глядя в который он перечислял Смулову похищенные у Алины ценности. — Откуда все это?

— От покойной матери, — пояснил Смулов. — Отец Алины был, собственно и есть, человек сухой и лишенный сантиментов, Алине было в кого вырасти такой холодной. Но разницу между первой и второй женой он видел четко. Первая жена Софья, Сонечка, — мать Алины и двух его сыновей, и оставшиеся после нее драгоценности должны были перейти только к Алине. Инга, ее мачеха, к ним даже прикоснуться не имела права. Алина мне как-то рассказывала, что ее отец поднял голос на Ингу только один раз. За то, что та, протирая пыль, обтерла шкатулку, да и заглянула в нее. Отец застал ее за разглядыванием Сониных украшений. Ох, что было… Отец был вне себя от ярости. Кричал, что эти драгоценности принадлежали той, которая родила ему троих детей, и в будущем будут принадлежать его дочери, которая родит ему внуков. А она, Инга, если хочет иметь бриллианты, должна для начала родить ребенка, чтобы доказать свое право на них. Сонечка же, Алина рассказывала, была из очень богатой семьи. Теперь все ее родственники по линии матери уже в Израиль уехали, так что у Алины вообще одна латышская родня осталась. А это все равно что никого.

— Почему? Я что-то не понял, — нахмурился Коротков.