Посмертный образ

— Я не выдумываю, а только я сижу у тебя уже полчаса, а ты еще ни разу кофе не выпила и мне не предложила.

Настя расхохоталась. Юрка был ее давним и близким товарищем и прекрасно знал, что без чашки кофе она не может прожить и двух часов. Многолетние наблюдения говорили о том, что после утренних оперативных совещаний Настя, возвращаясь в свой кабинет, первым делом включала кипятильник и делала себе огромную чашку крепкого кофе, без этого она работать не начинала.

— Надо понимать, что главное в твоей фразе — последняя часть. Ты вежливо намекаешь на то, что я тебя не угощаю.

Она достала кипятильник, налила воду из графина в большую керамическую кружку, достала из тумбочки две чашки, банку с растворимым кофе и коробку с сахаром.

— Ну так что, вымогатель, делать-то будем? Ксению Мазуркевич отдадим следователю?

— Отдадим, — согласно кивнул Коротков.

— А Семенцову? Стасов выжал из нее все, что смог, имеет ли смысл ему и дальше с ней работать?

— Ладно, Семенцову я возьму на себя. Конечно, Стасову не с руки проявлять жесткость, они же вроде как сотрудники одной фирмы, а мне все можно, я для нее чужой.

— Значит, так и порешим. Следователь будет проверять алиби Ксении Мазуркевич, ты — алиби Зои Семенцовой, я займусь выяснением вопроса о том, не являются ли эти милые дамы близкими подругами. У нас провисает Харитонов, — задумчиво сказала Настя. — Колобок обещал разобраться с текучкой и дать нам кого-нибудь в помощь. Видно, не получается. Что-то он молчит.

Колобком в их отделе любовно называли начальника, Виктора Алексеевича Гордеева, за коренастую крепкую фигуру и круглую лысую голову. Гордеев о своем прозвище знал, но не обижался — оно приклеилось к нему так давно, что Виктор Алексеевич рассматривал его как свое второе имя.

— И еще одно, Юрочка. Надо нам с тобой выяснить, не имела ли Алина Вазнис обыкновения принимать транквилизаторы. А то мы с тобой тут сейчас наворочаем версий, а окажется, что она сама регулярно принимала препараты. Ты позвони Смулову прямо сейчас, чтобы мы уже внесли ясность и не мучились.

Коротков покорно снял телефонную трубку и набрал номер Смулова. Тот, к счастью, оказался дома.

— Транквилизаторы? Нет, никогда. У Алины были на редкость крепкие нервы, она вообще никогда ничего такого не принимала. И даже в пятницу, когда я посоветовал ей побыть дома и успокоиться, она пила только настойку пустырника. Так она сама мне сказала. Единственное успокоительное, которое я у нее видел, — это валерьянка в таблетках. Алина, видите ли, очень боялась зубных врачей, и от страха ее даже наркоз плохо брал. Поэтому ей посоветовали предварительно принимать несколько таблеток, чтобы обезболивание было более эффективным.

— И вы никогда не видели у нее дома никаких препаратов?

— Нет, — твердо ответил Смулов. — Никогда.

Коротков положил трубку и отхлебнул кофе.

— Номер не прошел, — прокомментировал он. — Наша потерпевшая психотропными препаратами не баловалась, и вообще нервная система у нее была отменная. Боялась только зубных врачей и пила только валерьянку в таблетках. Изредка — настойку пустырника. Это все.

— Жаль, — огорченно вздохнула Настя. — Значит, придется заниматься Мазуркевич и Семенцовой. А мне так не хотелось…

— Да? А почему?

— Да ну их. — Она вяло махнула рукой. — С женщинами всегда трудно. Врут, врут, одно на другое налепляют, потом разлепить невозможно. Тем более одна — алкоголичка, другая — с бешенством матки. Такие в жизни ни одного слова правды не скажут, будут голову морочить до помрачения рассудка. Знаешь, почему с мужиками проще? Если его припереть к стенке и доказать, что он сказал неправду, у него руки опускаются сразу. После этого с ним работать — одно удовольствие. А бабы — они по-другому устроены. Им не бывает стыдно, когда их уличаешь во лжи, у них прямо азарт какой-то просыпается, до того им хочется тебя обмануть, лапшу тебе навешать. Ты им, мол, неправда ваша, тетенька, а они тебе в ответ: нет, правда, и не знаю я, кто вам сказал такую глупость, кто меня уличил во лжи. А есть и посложнее вариант: да, я сказала вам неправду, но это потому, что… И дальше загоняет тебе еще большее вранье. А когда ты ее и во второй раз уличишь, она начинает рыдать и рассказывать тебе страшную историю про какую-нибудь кошмарную тайну, которую ни в коем случае нельзя разглашать, поэтому она и говорила неправду все это время. Во имя сохранения тайны, так сказать. Ох, Юрочка, бабы — страшная штука.

— Можно подумать, — фыркнул Коротков. — А сама-то ты кто будешь?

— Я, миленький, не баба, — улыбнулась Настя. — Я — сыщик женского пола. Две большие разницы и одна маленькая.

* * *

»Сливки» Настя сняла сразу, позвонив Стасову и попросив его выяснить, не являются ли Ксения Мазуркевич и Зоя Семенцова близкими приятельницами. Ее вопрос показался Стасову более чем странным.

— Да что у них может быть общего? — удивился он. — Жена президента и спившаяся актриса.