Посмотри и вернись

– Ради того, чтобы мои близкие услышали Бога – вы поняли меня верно. В этом сокровенный смысл моих молитв…

После этих слов я, кажется, стал немного понимать Татьяну. Для нее любить и идти на подвиг было одно и то же. Она была цельной натурой и отдавала своему делу всю душу. Поэтому она никогда не сомневалась в оправданности или необходимости своих действий. Подобно тому, как птица никогда не сомневается, нужно ли ей летать. И я понял, что у этой женщины многим, в том числе и мне, стоит поучиться решительности и последовательности. Поэтому вместо дальнейших вопросов я просто попросил Татьяну помолиться в этот раз и за меня.

Мы попрощались, и Татьяна направилась по тропинке к горе. Я еще некоторое время стоял у храма и через несколько минут увидел фигуру Татьяны на вершине холма. В этот момент проглянуло солнце, вокруг все как бы повеселело. А Татьяна все шла по холму, постепенно растворяясь в небесной синеве. Такой я ее и запомнил – идущей в небо.

Москва, 2005

Крылья Анфисы

Анфиса парила в пространстве, наполненном золотистым светом. Ее крылья сияли жемчужным огнем, а невесомое тело мгновенно направлялось в любую точку. Здесь, где была девушка, всегда было прекрасно и одиноко. С земли, остававшейся далеко внизу, не доносилось ни звука. Казалось, что причудливая игра света является единственным способом и смыслом существования пространства.

Как она попадала в это пространство, Анфиса никогда не могла понять – вернее, осознать. Она просто оказывалась в нем. И ей в голову не приходило задуматься, откуда она сюда пришла и надо ли отсюда куда-то уходить. Все ее мысли сразу оказывались прикованными к этому миру свободы, как она его называла. Он уходил вверх к какому-то непонятному и невидимому источнику света. Вверх можно было взмыть свечой и подниматься бесконечно: крылья выполняли любой маневр и несли в любом направлении.

Анфиса так и сделала в первый раз. Мысленно взмахнула крыльями, затем образовала ими острый угол со своим телом и стала быстро подниматься. Крылья выполнили ее желание без малейшей задержки. Они вообще не существовали отдельно от мыслей Анфисы, а были, скорее, их выражением. Поднимаясь, девушка ожидала, что она вот-вот увидит нечто такое, что сразу объяснит, и кто она, и для чего существует. А заодно освободит ее от всех невзгод и томлений, которые забывались во время полета в пространстве, но продолжали жить в сердце смутной, еле различимой тоской.

Но произошло обратное ее ожиданиям. Чем дальше уходила вниз сумрачная земля, тем сильнее нарастало чувство одиночества. А пространство как-то разжижалось, становилось все более скучным и равнодушным. Так скучнеет фокусник, когда зритель начинает разгадывать его любимый фокус. Еще немного, и то, что казалось чудом, предстает лишь ловкой манипуляцией с обыденным. Так и Анфиса, по мере своего полета к источнику света, теряла восприятие самого света. Полет становился бессмысленным, и Анфиса была вынуждена перейти к снижению.

В последующих своих визуализациях в пространстве она больше не стремилась подняться на недосягаемую высоту. Обыкновенно ее пребывание в новом для нее мире сводилось к самому полету. Анфиса распластывала крылья и медленно описывала большие круги над городом. Ненарушимая покойность парящей души располагала к размышлениям. В какой-то момент девушка пришла к мысли, что ей самой следует объяснить происходящее.

Простота этой мысли порадовала ее, и Анфиса принялась рассуждать:

– Возможно, что единственное предназначение реальности заключается в том, чтобы существовать. А единственный смысл жизни – в том, чтобы жить. Если в обретенном ею мире нет ничего, кроме свободы, значит, здесь и надо быть все время свободной. Свобода противостоит необходимости. Там, где свобода, нет принуждения к каким-либо действиям. Нет целей, к которым надо стремиться, нет и обязанностей, которые надо исполнять. А есть лишь естественный смысл свободного бытия – выражать саму свободу и лишь ее принимать как необходимость.

Скоро Анфиса пришла к довольно развитой концепции ее жизни в пространстве. Доводы ума показались ей основательными, и она уже готовилась перейти к трансформации своей психики. Но и на этот раз ей пришлось отказаться от задуманного. Свежесть впечатлений от первых посещений пространства быстро прошла, и девушка с удивлением обнаружила, что и в ее светоносном мире может быть скучно. «Чем же мои механистичные круги над городом лучше кружения какого-нибудь маленького спутника вокруг безжизненной и далекой планеты? – думала она. – И не кроется ли за моей концепцией свободы полное отсутствие свободы, как и у спутника, влекомого железными законами механики?»

Впрочем, не сомнения разума прекратили бесцельное кружение Анфисы. Она просто поняла, что ее парящая жизнь скоро будет хуже клетки. Ведь полная отстраненность и безучастность ко всему лишала ее внутренней опоры, каковой у человека выступает смысл его жизни. А свобода ради свободы ей уже казалась не менее пошлой, чем, скажем, еда ради самой еды.