Посмотри на меня

Она сидела на траве. Не пошевелилась, ничего не сказала, просто смотрела на браслет. Потом улыбнулась, а когда заговорила, ее голос был тихим.

– Кто-нибудь когда-нибудь сердился на вас дольше пяти минут?

Я посмотрел на часы.

– Да, вы – с десяти утра до настоящего момента.

Она засмеялась.

– Почему вы не рассказали мне, что работаете с Винсентом Тэйлором?

– Потому что я с ним не работаю.

– Но Бенджамин сказал, что работаете.

– Кто такой Бенджамин?

– Руководитель проекта. Он сказал, что вы пассивный партнер.

Я улыбнулся.

– Наверное, так и есть. Элизабет, он просто пошутил. У меня нет ничего общего с этой компанией. Я настолько пассивен в отношении нее, что вообще в их делах не участвую и не говорю ни слова.

– Не говорите ни слова? С этой вашей стороной я еще не сталкивалась, – улыбнулась она. – Так вы никак не связаны с проектом?

– Элизабет, я работаю с людьми, а не со зданиями.

– Тогда что имел в виду Бенджамин? – Она была сбита с толку. – Странный он, этот Бенджамин Уэст. И какие дела вы обсуждали с Винсентом? Какое отношение к гостинице могут иметь дети?

– Вы очень любопытны, – засмеялся я. – С Винсентом Тэйлором мы не говорили ни о каких делах. Хотя это хороший вопрос – какое отношение к гостинице должны, по вашему мнению, иметь дети?

– Совершенно никакого, – засмеялась Элизабет и резко замолчала, испугавшись, что обидела меня. – Вы считаете, что гостиница должна быть рассчитана на присутствие детей и им должно быть там хорошо.

Я улыбнулся.

– А вам не кажется, что все и везде должны стараться, чтобы детям было хорошо?

– Могу привести парочку исключений из этого правила, – едко сказала Элизабет, посмотрев на Люка.

Я знал, что она подумала о Сирше и об отце, а может, и о себе самой.

– Завтра я предложу Винсенту сделать нечто вроде комнаты для игр или детской площадки… – Она умолкла. – Я никогда раньше не занималась дизайном для детей. Чего, черт побери, хотят дети?

– Вы легко справитесь, Элизабет. Вы сами когда-то были ребенком. Чего вам хотелось?

Ее карие глаза потемнели, и она отвела взгляд в сторону:

– Теперь все по-другому. Дети не хотят того, чего хотела я. Времена изменились.

– Не так уж сильно они изменились. Дети всегда хотят одного и того же, потому что всем им нужно одно и то же, нечто важное и основное.

– Например?

– Ну, почему бы вам не рассказать мне, чего хотели вы, а я скажу вам, хотят ли этого дети сейчас.

Элизабет весело рассмеялась:

– Вы всегда играете в игры, Айвен?

– Всегда, – улыбнулся я. – Рассказывайте.

Пристально всматриваясь мне в глаза, она какое-то время боролась с собой, раздумывая, рассказывать или нет, и, наконец, глубоко вздохнула.

– Когда я была маленькой, каждую субботу по вечерам мы с мамой сидели за кухонным столом и писали цветными карандашами на красивой бумаге полный список того, чем будем заниматься завтра. – От воспоминаний ее глаза засветились. – Каждый субботний вечер я приходила в такое возбуждение от наших планов на воскресенье, что прикрепляла список к стене у себя в комнате и заставляла себя ложиться спать пораньше, чтобы скорее наступило утро. – Ее улыбка погасла. – Но все это нельзя поместить в комнату для игр. А теперь детям нужны плейстейшн, икс-бокс и все такое прочее.

– Почему бы вам не рассказать мне, что было в этих субботних списках?

Она посмотрела вдаль.

– Всякие абсолютно невыполнимые мечты. Мама обещала мне, что ночью мы будем лежать в поле на спине, ловить падающие звезды и загадывать все, что захотим. Лежать в огромных ваннах, наполненных до краев лепестками вишни, пробовать на вкус грибной дождь, крутиться на городских оросительных приспособлениях, которыми в парках поливают газон, ужинать на пляже при свете луны, а потом танцевать на песке. – Элизабет засмеялась от этих воспоминаний. – Когда произносишь вслух, все это звучит так глупо, правда? Но моя мать была веселой и смелой, необузданной и легкомысленной, даже, может быть, слегка эксцентричной. Ей всегда хотелось чего-то нового, что можно увидеть, попробовать или открыть для себя.

– Все это, наверно, было так весело, – сказал я, испытывая благоговение перед ее матерью. – Попробовать на вкус грибной дождь! Да это в сто раз лучше телескопа из рулончиков от туалетной бумаги.

– О, не знаю. – Элизабет посмотрела в сторону и тяжело вздохнула. – Мы никогда так ничего из этого и не сделали.

– Но я уверен, вы миллион раз проделывали все это мысленно, – возразил я.

– Ну, кое-что мы все-таки сделали вместе. Сразу после того, как родилась Сирша, она привела меня на луг, постелила одеяло и достала корзинку для пикника. Мы ели свежий черный хлеб, все еще обжигающе горячий после печи, с домашним клубничным вареньем. – Элизабет закрыла глаза. – Я до сих пор помню запах и вкус. – Она с удивлением покачала головой. – Но она решила устроить пикник там, где паслись наши коровы. Так что пикник проходил в окружении этих любопытных животных.

Мы оба рассмеялись.