Посмотри на меня

Фигура в окне бывшей комнаты Элизабет не исчезла. Обычно отец ждал ее в саду. Элизабет уже многие годы не заходила в дом. Подъехав, она подождала несколько минут, но, не увидев ни отца, ни Сирши, вышла из машины, медленно толкнула калитку – от скрипа петель у нее по телу побежали мурашки – и неуверенной походкой пошла на высоких каблуках по каменным плитам. Сорняки высовывались из трещин, чтобы посмотреть на незнакомку, вторгшуюся в их владения.

Элизабет дважды постучала в заляпанную краской зеленую дверь, но тут же отдернула руку, словно обжегшись. Ответа не последовало, но она знала, что в спальне справа от входа кто-то есть. Она толкнула дверь. Внутри царило безмолвие. В нос ей ударил знакомый запах плесени, когда-то олицетворявший все то, что она считала домом, и Элизабет на несколько секунд замерла. Постояла, чтобы справиться с чувствами, которые пробудил в ней этот запах, и только потом вошла в дом.

Откашлялась.

– Привет!

Ответа не было.

– Привет! – повторила она громче. Ее взрослый голос был неуместен в доме ее детства.

Элизабет пошла на кухню, надеясь, что отец услышит ее и выйдет навстречу. У нее не было ни малейшего желания заходить в свою комнату. Стук высоких каблуков по каменному полу эхом разносился по дому – еще один непривычный здесь звук. Войдя на кухню, объединенную со столовой, она затаила дыхание. Ничего не изменилось, и в то же время все было другим. Запахи, часы на каминной полке, кружевная скатерть, ковер, кресло у камина, красный чайник на зеленой плите, занавески. Все было на своих местах, но постарело и выцвело от времени, оставаясь, однако, частью этого дома. Как будто здесь никто не жил, с тех пор как Элизабет уехала. Может быть, никто и не жил здесь по-настоящему.

Некоторое время она стояла посередине комнаты, пристально рассматривая орнамент на стене, протянула руку, чтобы прикоснуться к нему, но лишь скользнула пальцами вдоль стены, не дотрагиваясь. Все как прежде. Ей казалось, что она попала в музей, где сохранились даже звуки плача, смеха, ссор, любви и навсегда повисли в воздухе, как табачный дым.

Ну все, хватит, ей надо поговорить с отцом, выяснить, где Сирша, а для этого придется зайти в свою комнату. Она медленно повернула медную ручку, которая все так же болталась, как и в ее детстве. Элизабет открыла дверь, но входить не стала. Она смотрела прямо на отца, который, не шевелясь, сидел в кресле у окна.

Глава двадцать четвертая

Она не сводила глаз с его затылка, стараясь не вдыхать стоявший в комнате запах, но он застрял у нее в горле, мешая дышать.

– Привет… – хрипло сказала она.

Он не пошевелился.

У нее замерло сердце.

– Привет! – Она услышала в своем голосе панические нотки.

Потеряв голову, она бросилась к нему. Упала на колени и внимательно всмотрелась ему в лицо. Он не шевелился и не отрываясь смотрел прямо перед собой. Сердце у нее забилось быстрее.

– Папочка! – Слово вырвалось само и прозвучало как-то по-детски, но Элизабет поняла, что это не просто от страха, оно действительно что-то для нее значило. Она протянула руку, дотронулась до его лица, другую положила ему на плечо. – Папа, это я, что с тобой? Скажи хоть что-нибудь. – Ее голос дрожал.

Он моргнул, и она вздохнула с облегчением.

Медленно повернувшись, он взглянул на нее.

– А, Элизабет. Я не слышал, как ты вошла. – Голос звучал как будто из другой комнаты. Он обрел какую-то мягкость, вся суровость из него ушла.

– Я звала тебя, – мягко сказала она. – Разве ты не видел, как я ехала по дороге?

– Нет, – удивленно сказал он, поворачиваясь к окну.

– Тогда на что же ты смотрел? – Она тоже повернулась к окну, и у нее перехватило дыхание. Этот вид – дорожка, садовая калитка и длинная лента дороги – поразил ее, и она застыла в таком же столбняке, что отец. В ту же секунду к ней вернулись надежды и желания из прошлого. На подоконнике стояла фотография матери, которой раньше там никогда не было. Элизабет думала, что после того, как мать ушла, отец вообще уничтожил все ее фотографии.

Лицо на подоконнике лишило ее дара речи. Прошло так много времени с тех пор, как она последний раз видела мать, ее облик в памяти стерся и потускнел. Она стала неясным воспоминанием, больше похожим на ощущение, чем на зримый образ. Увидеть ее снова было шоком. Элизабет словно смотрела на себя в зеркало. Вновь обретя способность говорить, она потрясенно спросила:

– Папа, что с тобой?

Он не повернул головы, не моргнул, просто посмотрел вдаль и ответил незнакомым голосом:

– Я видел ее, Элизабет.

– Видел кого? – Но она уже знала кого.

– Грайне, твою мать. Я видел ее. По крайней мере, мне так кажется. Это все было так давно, что я не уверен. Даже достал фотографию, чтобы вспомнить. Чтобы, когда она пойдет по дороге, я смог узнать ее.

Элизабет задохнулась от удивления:

– Где ты ее видел, папа?

Его голос стал выше, в нем слышалась неуверенность.

– В поле.

– В поле? В каком поле?