Посмотри на меня

Она выставила в ряд на полу десять банок с основными цветами, сняла с них крышки и положила рядом кисти. Затем расстелила в центре комнаты лист белой бумаги и, удостоверившись, что джинсы, которые она носила только на стройке, не коснутся грязного пола, села по-турецки и стала старательно рассматривать стену. Но не могла думать ни о чем, кроме Сирши.

Спустя какое-то время Элизабет попыталась понять, как долго она вот так сидит. Она смутно помнила, как сюда входили строители, брали свои инструменты и в замешательстве наблюдали за тем, как она не отрываясь смотрит на белую стену. Ей казалось, что у нее что-то вроде творческого кризиса. Идей не было, картинка не складывалась, и как у писателя от бездействия в ручке засыхают чернила, так и у нее кисти останутся чистыми. В голове у нее… одна пустота. Как будто ее мысли отражались от этой скучной оштукатуренной стены, которая, наверное, думала то же самое о ней.

Она почувствовала чье-то присутствие и обернулась. В дверях стоял Бенджамин.

– Простите, я бы постучал, но, – он поднял руки, – двери нет.

Элизабет приветливо ему улыбнулась.

– Восхищаетесь моей работой?

– Это сделали вы? – Она повернулась к стене.

– Думаю, это мое лучшее произведение, – ответил он, и оба в молчании уставились на стену.

Элизабет вздохнула:

– Это ничего мне не говорит.

– Да? – Он шагнул в комнату. – Вы даже представить себе не можете, как сложно создать произведение искусства, которое вообще ничего не говорило бы. Всегда найдется какая-нибудь интерпретация, но в этом случае… – он пожал плечами, – ничего. Никакого послания.

– Признак истинного гения, мистер Уэст.

– Бенджамин, – поморщился он. – Я продолжаю настаивать, пожалуйста, зовите меня Бенджамин, а то я чувствую себя похожим на своего учителя математики.

– Хорошо, но вы можете продолжать звать меня мисс Эган.

Когда она опять повернулась к стене, он заметил, что уголки ее губ поднялись в улыбке.

– Как вы думаете, есть ли какая-то вероятность, что детям понравится эта комната в таком виде? – с надеждой спросила она.

– Хм. – Бенджамин стал размышлять вслух. – Особенно весело им будет играть с торчащими из плинтуса гвоздями. Я не знаю, – признался он. – Вы не у того спрашиваете. Для меня дети – существа с другой планеты. У нас с ними не много точек пересечения.

– Как и у меня, – виновато пробормотала Элизабет, думая о своей неспособности наладить хорошие отношения с Люком, как это получилось у Эдит. Хотя, после того как она познакомилась с Айвеном, она стала проводить с племянником больше времени. То утро в поле было для нее огромным шагом вперед, однако, оставаясь с Люком наедине, она все равно не позволяла себе дурачиться вместе с ним. Это Айвен на миг выпустил на волю затаившегося в ней ребенка.

Бенджамин сел на корточки, упершись для равновесия рукой в грязный пол.

– Ну, в это я никогда не поверю. У вас же есть сын, не так ли?

– О нет, у меня нет… – начала она и запнулась. – Это мой племянник. Я усыновила его, но дети – последнее, что я понимаю в этом мире. – Сегодня слова как-то сами собой срывались у нее с языка. Где та Элизабет, которая умела вести разговор, не выбалтывая подробностей своей жизни? В душе у нее как будто открылись шлюзы, и ей не удавалось сдержать то, что рвалось наружу против ее воли.

– Ну, кажется, вы хорошо понимали, чего он хотел в воскресенье утром, – мягко сказал Бенджамин, взглянув на нее по-другому. – Я проезжал мимо и видел, как вы танцевали в поле.

Элизабет вытаращила глаза, смуглая кожа у нее на щеках порозовела.

– Вы и, судя по всему, весь город. Но это была идея Айвена.

Бенджамин засмеялся:

– Айвен не дает вам скучать?

Элизабет задумалась, но Бенджамин не стал ждать ответа.

– По-моему, вы должны просто сидеть тут, как вы это и делаете, и пытаться поставить себя на место детей. Обратитесь к своему безудержному воображению. Если бы вы были ребенком, чем бы вы захотели заняться, оказавшись в этой комнате?

– Кроме того, чтобы выбраться отсюда и побыстрей вырасти?

Бенджамин поднялся с пола.

– Как долго вы планируете пробыть в нашем мегаполисе? – поспешно спросила Элизабет. Она не хотела отпускать его, бессознательно оттягивая момент, когда ей придется признаться себе, что впервые в жизни у нее нет ни малейшего представления о том, что надо делать.

Бенджамин, почувствовав ее желание поговорить, снова опустился на пол, и Элизабет с трудом отмахнулась от представшей перед ее мысленным взором картины – миллионы ползущих по нему пылевых клещей.

– Я хочу уехать, как только будет вбит последний гвоздь, а стены покрыты последним слоем краски.

– Вы явно без памяти влюбились в наши места, – саркастически заметила Элизабет. – Неужели вас не впечатляют панорамные виды графства Керри?

– Да, виды хороши, но я уже провел среди этих видов полгода и теперь не отказался бы от чашки хорошего кофе, от магазинов числом более одного, где можно купить одежду, и от удовольствия прогуляться по улицам, где прохожие не таращились бы на меня так, как будто я сбежал из зоопарка.

Элизабет рассмеялась.

Бенджамин поднял руку.