Посмотри на неё

БЭК: Это девушка в толстовке. Ну и?

ОФИЦЕР ОЛДМЕН: В толстовке Принстона. Посмотри, где она.

БЭК: Возле какого-то здания. Не узнаю2 его.

ОФИЦЕР ОЛДМЕН: Тем не менее оно находится рядом с твоим домом. Ты мимо него проезжаешь по дороге в школу. Это клиника, в которой делают аборты.

БЭК: Ясно. Наверное, я никогда раньше на это не обращал внимания.

ОФИЦЕР ОЛДМЕН: Табита рассказывала тебе о том, что собирается делать аборт? Она говорила тебе, что пойдет в эту клинику?

БЭК: Нет. С какой целью? И как вы определили, что это вообще Табби? В этой принстонской толстовке может быть кто угодно.

ОФИЦЕР ОЛДМЕН: Источники говорят, что эту толстовку ей подарил Марк. Кто еще мог ее надеть?

14 Элли

ТЫ ХОЧЕШЬ ЗНАТЬ про аборт. Точнее, сделала его Табби или нет. И, честно говоря, я не тот человек, у которого это нужно спрашивать, потому что я не хочу об этом говорить. Через некоторые жизненные трудности девушкам необходимо проходить в одиночку. Если рассказать другому человеку, внезапно все может показаться невозможным.

Все, что я помню, так это язвительный комментарий Лу, который она отпустила в школе.

– Табита набрала лишний вес, – сказала она мне, когда мы оказались в уборной в одно и то же время и практически синхронно мыли руки.

– О, – ответила я, – мне так не кажется.

Я считала, что мне нужно встать на защиту Табби. Лу едва ли вообще разговаривала со мной, но моя преданность принадлежала Табби, как бы странно она ни вела себя в последнее время.

– Может, это потому, что ты видишь ее почти каждый день. Но на уроке физкультуры у нее была справка от врача о том, что ей нужно избегать прыжков на трамплине. И не то чтобы я смотрела намеренно, но когда она переодевалась после урока, я заметила, что живот у нее очень даже округлился.

Я думала о Табби, которая ела день ото дня все меньше и меньше. Может, я не обратила внимания на то, что Табби набрала вес, но она явно не теряла килограммы, несмотря на то, что отказалась от «Читос» в пользу палочек сельдерея.

– Я подумала, тебе может быть что-то известно, – сказала Лу.

Я тряхнула головой, и Лу ушла еще до того, как я успела узнать у нее подробности про трамплин и про то, как он связан с животом Табби. Однако через несколько секунд до меня дошло. Причиной могло быть то, что было кошмаром любой девочки-подростка.

Но Табби не могла быть беременной. Я не видела, чтобы она выпивала в последнее время, но это было из-за того, что она пыталась снизить потребление алкоголя. Ей не нравилось, какой она становилась, когда была пьяной, и как обо всем забывала. Марку тоже не нравилось, в кого превращалась пьяная Табби.

Рассказала ли она обо всем Марку? Обрадовался ли он такой новости? В моей голове боролись две его версии. Одна хотела ходить с Табби на прием ко всем врачам, собирать детскую кроватку и замерять время между схватками. Другая же обвиняла Табби во лжи и желании привязать его к себе. Именно эта версия Марка могла сказать что-нибудь вроде: «Как ты вообще можешь быть уверена, что ребенок от меня?»

– Ты как? – спросила я Табби, когда мы вышли прогуляться ночью. Мы ходили на такие прогулки, когда нам необходимо было выбраться из четырех стен, которые держали нас в ловушке. – У вас с Марком все хорошо?

– Ты чего это вдруг? – спросила она, пиная камушек своими розовыми «конверсами». – Все хорошо. Ну, знаешь, бывают сложности, но мы справляемся.

Справляетесь с чем? С ребенком? С отношениями? Внезапно я почувствовала себя маленькой девочкой, которая бежит за старшей сестрой и пытается обратить на себя ее внимание.

– Про Марка я могу сказать следующее, – сказала она, запрокидывая голову назад, чтобы посмотреть в небо. – Я люблю его больше, чем он любит меня. Но меня это вполне устраивает. Я к тому, что в любых отношениях баланс хотя бы немного, но нарушается. Чувства одного всегда сильнее чувств другого.

Я тут же подумала о нас с Далласом. Что уж говорить…

– Ты же знаешь, ты можешь рассказать мне что угодно.

Слова, вырвавшиеся из моего рта, были настолько громкими, что почти превратились в крик. В них явно звучало требование: «Расскажи мне обо всем и обо всех, потому что мне тоже нужно тебе кое-что рассказать».

Табби обняла себя за плечи и натянула рукава кофты на ладони так, чтобы спрятать кончики пальцев.

– Иногда, – сказала она, растягивая слово так долго, что я засомневалась, что Табби вообще знала, как закончить предложение. – Иногда мне хочется перестать извиняться. Я же не всегда во всем виновата.

– Ты о чем? – спросила я.

Она лишь рассмеялась, но это был не обычный смех. Он был глухим, будто внутри Табби вообще ничего не осталось.

– Ты знаешь, о чем я. Каждая девушка знает. Мы все всегда за все извиняемся. Как будто это у нас в крови. В нашей ДНК.