Посмотри, наш сад погибает

Как же мог Создатель допустить, чтобы у одних родителей появилась на свет прекрасная, поцелованная небесами Венцеслава и уродливый проклятый Матеуш? А может, это и было наказание за грехи Белозерских?

Но за какие грехи тогда погибли родители Велги?

За что от дома её не осталось ничего, кроме пепла и углей?

– Наверное, Белка сбежала во время пожара, – почёсывая мартышку по голове, произнесла Велга.

Тишина угнетала. От неё мысли теснились в голове, и хотелось плакать.

– Думаю, – тяжело дыша, сказал Матеуш, – было немало желающих поживиться вашим добром. Её скорее всего стащили с пожарища вместе с кучей других вещей… мартышки недешёвые. Да и пойди её поймай…

Он осёкся, оглянулся на Велгу.

– Прости, дитя…

– Велга, – резко перебила она. – Меня зовут Велга. И я всего на пять лет тебя младше.

Матеуш потупил взгляд, брови сошлись на переносице. А Велга в ужасе прикусила себе губу. От переживаний она совсем перестала соображать. Раз князь добр к ней и возится как с дитём малым, так она посчитала его себе ровней. Он мог приказать казнить её без всякого суда. Стоило Стояну завести её за угол, и никто бы ничего не узнал. Одному только Белому да тётке Далиборе известно, что она жива. Для остальных Велга Буривой погибла в пожаре. Были, конечно, ещё скренорцы, но они бы скорее обрадовались её смерти.

Гордую спесь как водой смыло, и она опустила голову.

– Про…

– Прости, Велга, – перебил её князь, и она вскинула на него распахнутые глаза. Его – чёрный и голубой – такие чужие и пугающие смотрели виновато, печально. – Я понимаю, как тебе тяжело. Не хотел расстроить ещё сильнее.

– Князь…

– Называй меня Матеуш, – попросил он. – Я и вправду всего на пять лет тебя старше. Случись мне приехать в Старгород теперь, так, может, тебя бы тоже привели на смотрины…

Он неуверенно улыбнулся, но, заметив каменное выражение её лица, тут же понурил голову.

Кажимеж Буривой не был рад отдать за князя даже свою немолодую сестру, а уж любимую единственную дочку ни за что не отпустил бы к такому человеку.

Они остановились на углу. Дальше, за поворотом, стоило только миновать высокий частокол усадьбы Борислава Малого, прежде открывался вид на пышный яблоневый сад Буривоев и высокий дворец с резными наличниками и множеством башенок.

Но то было три ночи назад. Теперь же…

Стоян и слуги, нёсшие пустые носилки, остановились чуть в стороне. Матеуш вопрошающе заглянул в лицо Велге:

– Хочешь, уйдём?

– Нет…

Она замотала головой, обняла ещё крепче Белку и шагнула вперёд.

И не узнала. Ни сада, ни дворца, ни ворот, ни тропы, по которой бежала ночью вместе с Рыжей…

Глаза бегали из стороны в сторону: выхватили покорёженный скелет башенки, остатки конюшни, обвалившуюся печную трубу, разбросанные обгорелые одежды, распахнутые чёрные сундуки, обугленные деревья…

– Велга, – позвал тихо Матеуш. – Давай вернёмся.

Но она прошла дальше, шаркая непослушными ногами по золе и песку. Белка перебралась ей на плечо, так и осталась сидеть и тихо попискивала что-то на ухо хозяйке.

Частокол вокруг усадьбы повалили со стороны дороги. Ярко светило солнце, но всё вокруг было серым и чёрным.

Велга наступила на брёвна частокола, чтобы пройти в сад. Яблони погибли. Они цвели только три ночи назад, а теперь не осталось ничего.

Озираясь, Велга медленно двигалась вперёд, и подол её платья собирал золу и пепел. Трещали ветви под ногами. Как вороны трещали. Как погребальный костёр.

– Велга…

Матеуш стоял между мёртвых деревьев. Такой же уродливый, согбенный, пугающий, как эти погибшие яблони. Смотреть на него было мерзко, тошно. Весь вид его напоминал о горе, о смерти, о неминуемой беде. Что и у сильных, величественных Белозерских может родиться уродец. Что и отважным, сильным Буривоям может прийти конец.

– Пойдём, Велга. Тут больше ничего нет.

Велга отводила взгляд. Поджав губы, она кружила на месте, вглядывалась в порушенные стены, в покрытые пеплом вместо цветов яблони и кружила, кружила, как загнанный зверь.

Вдруг вскрикнула. Рвано, испуганно, в пустоту, в никуда.

Белка, испуганно пища, спрыгнула с её плеча. И, не зная, где укрыться, спряталась за длинным плащом князя, вцепилась в него пальчиками.

Как вдруг в стороне послышался писк. Но уже другой. Совсем тоненький, слабый.

Велга оглянулась. Примятая трава. Поломанный забор и покосившийся частокол. Там она ползла по земле три ночи назад, там пыталась спастись.

Писк повторился.

– Ты тоже слышишь, князь? – она не отрывала глаз от кустов, разросшихся у частокола.

– Да…

Медленно, неожиданно отчётливо вспоминая каждый свой шаг, что она сделала здесь в ночь пожара, Велга подошла к зарослям, присела. И где-то среди ветвей, чуть в стороне от подкопа, что сделала Рыжая, заметила тень.

Как получилось, что никто не нашёл их раньше? Какое чудо спасло их, когда здесь толпились скренорцы, погнавшиеся за Велгой?

– Щенок, – Велга опустилась на колени. Она уже не боялась замарать одежду.

И тёмный пушистый комочек отпрянул, кинулся к частоколу. Завизжал, затявкал на неё.

– Иди сюда, – ласково попросила Велга. – Ну же, милый, иди сюда.

– Там щенок? – переспросил Матеуш.