Велга остановилась рядом с Мельцей, подняла руку, выставив пальцы так, что капли ударялись о них, брызгами рассыпались по ладони. Рядом с людьми гроза уже не казалась такой пугающей.
– Их хевдинга, Арна.
– Он твой друг?
– Ха! – смешок вышел горьким, и в нём прозвучало так много чувств, невысказанных и невыстраданных, что Велге стало не по себе.
Она снова посмотрела на стоянку скренорцев. Даже сквозь рокот бури и шум дождя доносились их голоса, и знакомый северный язык, язык её матери, на котором Велге пели колыбельные, всё равно показался пугающим и чужим. Инглайв разрушил всё: и её дом, и свадьбу, и будущее, и даже робкую детскую любовь к суровому северу, что взращивала в ней мать.
– Меня должны были выдать замуж за скренорца, – проговорила она задумчиво. – Я всегда мечтала уехать на север. Но… сейчас они кажутся мне такими… непонятными. Вроде бы тоже люди: голова, две ноги, две руки. А всё равно другие. Даже их улыбки. Ты замечала, что они улыбаются по-другому?
Матушка приехала с севера в Старгород много лет назад, но так и не смогла стать своей. Она не приняла Создателя. Она тосковала по дому. Она всегда выглядела чужой, нездешней, и Велгу завораживала холодная красота матери. Ей, наследнице Буривоев, не досталось ни длинных ног, ни тонких рук, ни светлых волос Осне.
– Неужели? Какие заботливые у тебя были господа. Выдать няньку сына за скренорца… богатый хоть?
– Я…
Велга улыбнулась в растерянности, лихорадочно пытаясь сочинить ложь, чтобы она показалась правдоподобной. Какая же она дура! Как она могла такое сказать?
За спиной раздался писклявый лай.
– О, Мишка, – Велга обернулась и подхватила щенка на руки.
– Он за тобой как за мамочкой, – усмехнулась Мельця. – Признал, значит, своей хозяйкой.
Мишка принялся посасывать Велге пальцы.
У щенка были грязные лапы, и она держала его осторожно, чтобы не перепачкаться. Велга с радостью опустила бы его на землю, но он вовремя появился, и можно было увести разговор в другое русло.
– Нужно его покормить, – сказала Велга.
Скоро все, включая Мельцу, собрались у костра. Гроза не думала заканчиваться, и дождь лил как из ведра, и стемнело быстро. Мир сузился до их костра и девяти человек, что собрались вокруг. Мишка заснул на постеленной мешковине рядом с огнём. Трещали ветви под котелком, и гребец по кличке Белка мешал похлёбку. Пахло недурно, но есть из общего котелка Велга брезговала и потому предпочла пирожки и яйца. Змай от неё не отставал.
– Ты поосторожнее с пирогами, – Мельця шлёпнула его рукой по животу.
– Что? – лицо Змая обиженно вытянулось. – Ты на что намекаешь?
– Да на то, что кое-кто зимой засиделся дома.
Видно было, с каким трудом он боролся с собственными желаниями. Несколько раз Змай отдёргивал руку, но всё же вернул пирог в корзину.
– Хех, – Мельця прыснула от смеха.
– Вот ты коза, – он потянул её за кончик выбившейся из косы пряди и захихикал.
– Можно к вам?
Под навес зашёл человек, встряхнул плащ, и с него полетели брызги. Он был невысок, не толст, но и не худ. Большой нос, светлые волосы, голубые, точно ледяной морской водой промытые глаза.
– Арн, сколько лет, – улыбнулся Змай и тут же вскочил с места. – Садись поближе к костру… и к нашей Мельце.
Чародейка сдержанно улыбнулась.
– Угощайся, – она протянула гостю ложку, но тот помотал головой:
– Уже поел. А от напитка не отказаться.
Он сел между Мельцей и Велгой, быстрым, но цепким взглядом оглядел обеих. Гребцы напряжённо молчали. Двое из них наполнили миски похлёбкой и отсели от костра. Гостю, кажется, никто не был рад, кроме Змая.
– Далеко вы? Мельця так и не сказать, – Арн делал вид, что ничего не замечал и с неприкрытым вниманием рассматривал чародейку.
– Сначала в Щиж, потом в Ниенсканс, – Змай протянул ему свою кружку с брагой. – Ищем одного мальчишку, его похитил фарадал. Ушёл на север по реке. Не встречали?
– А, этого… так он утоп.
– Что?
Велге показалось, что её оглушили. Дождь затихал, буря уходила дальше на юг, в Старгород, но в ушах гудело, словно молния ударила прямо сюда, под навес. И даже Мишка вдруг проснулся и поднял взгляд на Велгу.
– Рыжий такой, лет девяти, – продолжил Арн. – Я уже рассказывал Мельце: мы его из реки выловили прямо у Щурова камня. Фарадала не стали, он застрял между корягами. Мы побоялись, что сами затонем. А мальчишку попросили на волочке похоронить. Да и… кто бы согласился хоронить фарадала у своего дома? Пусть лучше его рыбы съедят. А вам он зачем?
Велга ничего не ответила. Её знобило, хотя она сидела рядом с огнём. И мир вокруг сомкнулся. Никого не осталось. Одна Велга.
Тела сбросили в воду. Рано или поздно река должна была вернуть их. Свет месяца отражался серебряной битой монетой на рябой поверхности Вышни.
Двое ушкуйников, что оказались поумнее и не стали сопротивляться, сидели на другом конце ушкуя, оцепенев от страха.
– Плоть – земле, – пробормотала Галка. Она ждала, что брат откликнется, но он на этот раз молчал, и ей пришлось продолжить самой: – Душу – зиме.
– Ладно, – Белый устало протёр лицо ладонью. – Давай прощаться.