Посмотри, отвернись, посмотри

– Подошла компания ребят, но слишком поздно. Парень сразу притворился, что он не топит, а спасает. Разыграл спектакль с воплями и слезами. Они, может, и купились. А наши сразу поняли, что это все он натворил. Кололи его, кололи… Но он вцепился в свою версию и держался как клещ. – Воропаев выпустил дым в форточку. – Еще следователя умолял, чтобы история не просочилась в прессу! «Моя невеста не должна узнать!» Дебил! Ради иллюзии загубил две жизни.

«Три».

– И что, его отпустили?

– Сел за убийство по неосторожности.

– Как же так?

– Следов на теле жертвы не было. Она во время родов обессилела, ее притопить было легче, чем кутенка. Про младенца и говорить нечего. Минуту подержал его под водой – и готово. Он же не рыбка, чтобы жабрами дышать… А если нет улик, что предъявишь? Свидетель, его друг, подтвердил, что девушка не хотела ехать в роддом.

«Да мы его видели один-единственный раз!» – чуть не вырвалось у меня. Почему-то я не запомнила Костю на процессе. Но я мало что запомнила из суда. Даже показания давала как во сне.

– А за такое преступление в тюрьме не убивают? – поинтересовалась я.

– Кровожадный ты котенок! – Он чмокнул меня в голое плечо и снова посерьезнел. – Нет, если начистоту, я с тобой согласен. Этот гондон заслужил смертную казнь. Хотя бы лет двадцать за решеткой. Но он отсидит еще год – и на свободу с чистой совестью. Только расчет не оправдался: губернаторская дочка его не дождалась…

– Вышла замуж?

– Ага. Недавно. За бизнесмена. Был бизнесмен – будет олигарх! – Воропаев с хрустом потянулся. – С таким-то тестем…

* * *

Воропаев выяснил, как живется Олегу в заключении. Мне не пришлось долго его уламывать. Я только сказала, что меня зацепила эта история, и робко спросила, можно ли узнать продолжение… Не наседала, нет! Мужчины вроде Кирилла должны быть убеждены, что они все решили сами. Не дай бог зародить в них подозрение, будто они пляшут под женскую дуду. Воропаев не раз с гордостью повторял: «Я не подкаблучник! Жена меня не прогнула».

Ну-ну.

Конечно, не прогнула.

Лишь отхряпала дачные хоромы, которые он строил десять лет, и запретила мужу показываться ей на глаза. Догадываюсь, за что она его так разутюжила. Воропаев как-то обмолвился, что жена не смогла простить ему одну-единственную ошибку.

«Триппер принес супруге в подарочек», – подумала я, сочувственно кивая. Ох уж эти бессердечные женщины!

Неподкаблучник разузнал все, о чем я просила.

Олегу жилось неплохо. Никто его не бил. Он посещал церковь, регулярно исповедовался… Хотела бы я послушать его исповедь! Эта лживая мразь даже строчила апелляции одну за другой. Правда, на четвертый год отсидки Олег смирился. Ему оставалось каких-то шесть месяцев заключения. Про апелляции можно было забыть.

Не знаю, как Олег, но я сильно повзрослела за эти годы. У меня прибавилось и мозгов, и знания людей. Я рассматривала их совместные с Викой фотки и на всех до единой видела неумного лживого паренька, которому боженька зачем-то отсыпал одну невероятную способность: нравиться всем без усилий. Если бы можно было, вскрыв череп, заглянуть в чужие мысли, я бы ждала Олега перед воротами тюрьмы с анатомической пилой.

Что он думал о нас с Викой? Вспоминал ли обо мне? А о ней?

Что творилось в его гнилых мозгах?

Как бы я хотела поговорить об этом с кем-нибудь! Но рядом никого не было. Воропаев, понятно, не годился, а папаша давно отучил меня откровенничать с ним. Я мечтала, чтобы вернулся Карамазов… Но Карамазов исчез.

Однажды, когда мне было совсем тошно, я чуть не попросила Кирилла найти его. Опер точно сумел бы это сделать. Но как бы я объяснила наше знакомство? Нет, нет.

Мне и без того приходилось быть очень осторожной.

С помощью Воропаева я понемногу осваивала кое-какие умения… Он записал меня в стрелковый клуб и оплачивал занятия. Для меня это было в миллион раз ценнее, чем те цацки, на которые он разорялся по праздникам.

Еще мы с ним ходили в походы. Это я настояла. Воропаев сначала изумился, потом умилился моей просьбе. Еще бы! Какая нормальная девушка вместо ночевки в хорошей гостинице попросит, чтобы ее научили ставить палатку. А мы ставили, рыбачили, варили уху… Он даже показывал мне, как метать ножи, – хотя из него метатель был фиговый. Зато он отлично потрошил рыбу! Кирилл хохотал до слез, глядя, как я неумело орудую ножичком и морщусь от летящей чешуи.

Но я быстро училась.

Встреченные туристы принимали нас за отца с дочерью. Но, между прочим, Воропаев понемногу стал выглядеть лучше. Брюхо подтянулось, морда посвежела. Еще бы! Бухал он меньше, а на свежем воздухе времени проводил больше. В любое свободное время я тащила его на природу. Мне хотелось всему научиться. Как держать топор, когда рубишь дерево для шалаша? Как разводить костер в дождь? Как нырять? Я предвидела, что любое из этих умений может мне пригодиться. Воропаев, кажется, умел все. Плавал он великолепно. Грузный на берегу, в воде он становился стремительным, как тюлень.