Посмотри, отвернись, посмотри

– Не сказал бы, что она в стрессе. – Илюшин задумчиво проводил взглядом уезжавшее такси. – Историю нападения оттарабанила как по писаному.

– Неудивительно – пятый раз рассказывает.

Бабкин потянулся на скамейке, покрутил головой. Пора ехать домой, к Маше. Праздновать в этот раз нечего – девушку нашли без них.

– Как ты думаешь, Мисевич – психопат? – спросил он.

– Что? – Макар встрепенулся. – С чего ты взял?

– У меня не выходит из головы утопление его девушки. Я имею в виду, сама эта сцена. Представь: подружка рожает у него на руках. Мужик держит собственного ребенка. И отпускает в воду… Ты считаешь, нормальный человек на такое способен?

– Я считаю, твой условный нормальный человек способен на такое, что психопату в страшном сне присниться не может.

– А если без этих парадоксов?

Илюшин хмыкнул:

– Сережа, ты зациклен на идее абсолютной ценности младенца, особенно родного. Между тем мы недалеко ушли от времен, когда младенцы в целом стоили не больше котят, и обходились с ними зачастую так же. Мисевич просто рационален. Свой ребенок, чужой ли – какая разница, если тот ему мешает! К тому же младенцы, если взглянуть на них непредвзято, довольно противны. Они уродливы. Они орут. Они покрыты слизью. Они лишают родителей нормальной жизни. Если хорошенько поразмыслить, лучшее, что можно сделать с младенцем, – это утопить!

– Странно, как я тебя до сих пор не утопил, – задумчиво сказал Сергей. – Ты в сто раз хуже любого кота, не говоря о младенцах. Разве что слизью не покрыт.

– Извини, я отказываюсь выделять окситоцин лишь на том основании, что у тебя будет ребенок. Родится – вспомнишь мои слова! Как Маша себя чувствует?

– Лучше, чем я, – честно сказал Бабкин. – Скорее бы все это закончилось! Если бы ребенок жил в моем животе, я уже пинками б его оттуда выгнал.

Он поднялся, но Илюшин остался сидеть.

– Езжай, я дойду пешком, – ответил он на невысказанный вопрос напарника.

– Что так?

– Дело Журавлевой не дает покоя. Что-то с ним нечисто.

* * *

К вечеру Макар позвонил с известием, что нашел для Маши врача и обо всем договорился, завтра у нее прием. У Сергея груз с души упал: на Илюшина можно было положиться. Первую ночь за долгое время он спал без сновидений и встал отдохнувшим. Пока Сергей завтракал, явился Илюшин.

– Я собираюсь установить наблюдение за Журавлевой, – с порога заявил он.

Бабкин потер глаза.

– Зачем? Что-то ночью случилось?

– Ничего не случилось. Мне кажется, Полина врет. Где Маша?

– На прогулке. Так, пойдем…

Сергей усадил Илюшина на кухне, сварил крепчайший кофе, пожарил яичницу с беконом. После выпитой чашки ясности в голове прибавилось, а понимания, отчего Макар вцепился в Журавлеву, – ни на йоту.

– Я считаю, Журавлева врет, – повторил Илюшин. – С похищением все обстояло не так, как она нам рассказывает.

Сергей глубоко вздохнул.

– Макар, послушай… Даже если ты прав! Заметь, я не возражаю, я как раз согласен. Да, скорее всего, она врет. Но какая разница? Журавлеву надо было найти – она найдена. Возвращена домой. У Шуваловой есть к нам вопросы?

– Ни одного, – признался Илюшин. – Она побеседовала со мной по телефону очень сдержанно. Быстро свернула разговор.

– А деньги перевела?

– Еще вчера.

– Значит, больше клиента ничего не беспокоит. Тогда почему ты вцепился в Журавлеву?

Макар наморщил нос и стал похож на кота, которому брызнули в морду водой:

– Не люблю, когда меня держат за дурака.

– И поэтому будешь носиться за Журавлевой вместо того, чтобы взять новое дело?

– Новых дел пока нет.

– Ну так будут! – Он тяжело вздохнул. – Макар, я не стану в этом участвовать. Ты хочешь, чтобы мы бесплатно тратили время непонятно на что. Ну, выясним, что Журавлева действительно провела время со своим любовником, а потом они поссорились, он врезал ей по морде, ушел, хлопнув дверью, и она неумело имитировала похищение… Может, она все эти месяцы вместо утренних пробежек кувыркалась с ним в постели! И что? Нас это не касается. Она живая? Живая. Дома? Дома. О Мисевиче мы ее предупредили? Выложили всю подноготную. Всё!

– Неужели тебе самому не интересно?

– Мне интересна моя жена, – проникновенно сказал Сергей. – Если ты не заметил, я над ней трясусь, как орлица над орленком. Ей нужно, чтобы я был рядом. Знаешь, как она шнурки завязывает? – Илюшин вопросительно поднял брови. – Никак! Ходит без шнурков! Потому что вот это… – Бабкин надул щеки и изобразил руками вокруг себя спасательный круг. – …Ей не позволяет ни нормально наклониться, ни, тем более, что-то завязать. Почему теперь я гуляю с Цыганом? Потому что Маше трудно собирать собачье дерьмо! Макар, ей всё трудно. А ты предлагаешь мне тратить время на слежку за лживой девкой… Прости, но нет. Я уже здорово напортачил с роддомом. Не хочу повторять ошибки.

Илюшин расправился с яичницей, допил кофе. Бабкин молча ждал.

– По крайней мере, найди мне кое-какую информацию, – сказал, наконец, Макар, и Сергей облегченно выдохнул про себя.

– Какого рода?

– Про Александру Нечаеву. Я хочу знать, что с ней стало.

Сергей не сразу сообразил, о ком идет речь.

– А-а, младшая сестра убитой… Зачем тебе Нечаева?