«Посмотрим, кто кого переупрямит…»

А французский она выучила так. Они приехали в Лозанну, и пока мать и сестра распаковывали вещи, шустрая Надя выбежала на улицу поиграть. Она пыталась договориться с местными детьми на всех языках, которые к тому времени знала, но дети ее не понимали. После чего она прибежала к матери и выпалила: “Оказывается, есть еще и французский язык”. И Надежда Яковлевна пояснила: так она начала говорить по-французски, хотя никогда этот язык нигде не изучала. А в последний год жизни у нее на постели постоянно лежал учебник испанского языка. Она говорила, что после французского этот язык ей кажется совсем легким.

Надежда Яковлевна завидовала Иосифу Давидовичу Амусину, знавшему древнееврейский язык, жалела, что ей не довелось обучаться этому языку. Амусин в начале 1960-х написал книгу “Рукописи Мертвого моря” – о древних кумранских находках. Надежда Яковлевна читала его книгу и очень интересовалась кумранскими рукописями. К сожалению, она не смогла прочесть новую большую книгу И. Д. Амусина “Кумранская община”, которая вышла в 1985 году, уже после смерти Надежды Яковлевны.

Однажды я застала Амусина у Надежды Яковлевны: общались два интеллектуала, запросто цитировавшие Ветхий Завет. Молча присутствовать при этом разговоре “собеседников на пиру” было счастьем. Когда Надежде Яковлевне кто-нибудь говорил о ее необыкновенной образованности, она только отмахивалась: “Какая я образованная, я окончила лишь гимназию”.

5

На Западе вышла первая книга воспоминаний “Надежда против надежды”, затем и “Вторая книга” Надежды Яковлевны, обе ее книги были переведены на все европейские языки. В Штатах издали трехтомник Осипа Мандельштама. Его стихи и прозу тоже начали переводить, изучать творчество Мандельштама, чему Надежда Яковлевна особенно радовалась – жизнь прожита не зря. И в “любезном Отечестве” в самиздате появились “Воронежские тетради” Мандельштама и книги Надежды Яковлевны.

Вторая ее книга многих обидела и вызвала невиданную злобу с их стороны – таких беспощадно правдивых и резких текстов (о себе тоже!) людям еще не приходилось читать. Надежда Яковлевна не обращала внимания на тех, кого раздражила. Она ведь и не собиралась понравиться всем и каждому. Но вот когда прислал ей оскорбительное письмо В. Каверин, которое заканчивалось словами: “Тень, знай свое место!”, Надежда Яковлевна решила, что имеет право предать это письмо гласности. И передала письмо без комментариев на Запад, где оно и было опубликовано. Эту литературную дуэль Надежда Яковлевна явно выиграла.

Моя покойная подруга, замечательный филолог Галя Белая, сказала мне о книгах Надежды Яковлевны: “Это книги Горы. Обычным людям трудно к ним приближаться, тем более пытаться взобраться туда”.

Надежда Яковлевна стала человеком знаменитым, Ахматова называла ее “самой счастливой вдовой”, и все-таки она по-прежнему боялась. Хотя в ней жила надежда, что власти “не станут связываться с больной старухой”, на всякий случай она готовилась к худшему и молила Бога, чтобы позволил ей умереть в своей постели. Однако тотальный страх пропал.

С Надеждой Яковлевной дружили многие люди, знаменитые и не очень, старые и молодые, богатые и бедные – все толклись на ее кухне: появилась в Москве не только “ахматовка”, но и “мандельштамовка”. К ней стали приходить иностранцы, слависты из Европы и США, привозили книги Мандельштама и ее собственные. Книги она всегда раздаривала. В одной из тамиздатских книг была хорошая фотография Надежды Яковлевны: она на своей кухне в теплом платке на плечах. Я восхитилась этой живой фотографией. Надежда Яковлевна тут же вырвала страницу со своим изображением, а на обороте написала: “Люде – славной бабе. Н. М.” – и подарила этот листок мне.

С первым из посещавших Надежду Яковлевну иностранцев мы познакомились – с Кларенсом Брауном. Он изучал творчество Мандельштама, писал предисловие к “американке” (изданный в Америке трехтомник Мандельштама), переводил его прозу, с огромным риском для Надежды Яковлевны и для себя вывез рукопись ее книги в США. Кларенс говорил по-русски блестяще, почти без акцента. Андрей Сергеев устроил встречу с Кларенсом Брауном на секции переводчиков в Союзе писателей. Народу пришло мало. Кто-то из стариков, корифеев перевода, спросил Кларенса: “У вас такой замечательный русский язык, вы, наверное, изучали его у Романа Якобсона?” – “Нет, в американской армии. Нам давали прочитать газету «Правда» от корки до корки, а потом ее нужно было пересказать”, – ответил Кларенс Браун.

Андрей Сергеев подарил Кларенсу книгу своих переводов Фроста, указав реальное место действия: “From Russia with love”. Надежда Яковлевна сразу полюбила Кларенса Брауна и полностью ему доверяла, потому и архив Осипа Мандельштама передала в Принстонский университет, где Кларенс профессорствовал.