«Посмотрим, кто кого переупрямит…»

Последний раз я видела Сашу на его день рождения 24 июня 2008 года. Сын Никита позвонил мне из Канады и сказал: “Зайди к папе, это очень важно”. В прошлом году он сказал: “Ко мне уже никто не приходит”, и добавил: “Берегите мое одиночество, только не оставляйте меня одного…” Я зашла к нему, там было много народу. Приехал его друг из Германии и собрал всех. Саша был счастлив. Он поднял бокал и сказал: “Я хочу выпить за людей, которые были для меня нравственным ориентиром: это моя мама, Надежда Яковлевна и Н. И. Харджиев”. Он говорил с горечью о ссоре Н. Я. и Харджиева: “Если бы я не поехал с Н. Я. к нему, Харджиев не впустил бы ее в дом”.

Это был 1967 год. Н. Я. порвала отношения с Сашей, и с тех пор Саша ее никогда не видел.

Юлия Морозова

Весна 1962 г. [532]

Дорогая Надежда Як-на, это пишет Саша Морозов. Я не написал Вам сразу, потому что хотел дождаться выяснения своих дел (с работой и отпуском), чтобы Вам сообщить. Но так и не дождался. В штат по переводам меня пока не берут, и это, может быть, к лучшему, т. к. остается свободным лето. Вопрос, значит, в том, чтобы взять еще одну ра боту для заработка, а потом приехать отдохнуть в Тарусу. Это, я уверен, мне удастся. А теперь разрешите перейти к главному. В Красной вечерней газете (Ленинград, 1926) я нашел еще три статьи О. М., кроме “Михоэльса”, а именно: “Киев” I и II (27 мая и 3 июня), “Березиль” (17 июня) и “Жак родился и умер” (3 июля). Из них “Березиля” не было в Вашем списке, поэтому я Вам его высылаю. Частично в нем использована “Заметка о Березиле”, но, видимо, это две разные статьи, и заметку нужно искать в киевской газете.

По поводу “Киева” у меня возник к Вам вопрос. Дело в том, что тот печатный текст, который Вы мне дали (в составе сборника), сильно отличается от газетного. Правил ли его О. Э. уже после опубликования (помните, Вы говорили, что сборник одно время подготовлялся для печати) или это результат сверки с беловым автографом? Мне кажется, что хорошо было бы слово за словом еще раз проверить весь текст, хотя бы потому, что список с газетного текста, сделанный в свое время Вами и Евг. Як., не совсем точен и отдельные слова в нем пропущены. Интересные детали есть в черновике “Киева” (три разрозненные страницы), например, “последний киевский сноб” – это Маккавейский, а сапожник сравнивается там с актером-подмастерье из театра Габима.

В “Жаке” теперь можно восстановить конец. “Михоэльс” в Вашей редакции мало чем отличается от газетной публикации. Видимо, дополнительной правки, как в “Киеве”, здесь не было (?).

Я, наверное, кажусь Вам ужасным педантом (Юля меня в этом всё время упрекает), но я смотрю на всё это уже независимо от эмоций, как на работу.

Начал разбирать записную книжку. Она относится по содержанию к теме: Воронеж, Никольское и Воробьевка (в “архиве” есть два отдельных листка под таким названием). Может ли быть это из книги о старом и новом Воронеже? Отсюда тянутся поразительные нити к стихам.

Телеграммы удалось все “разместить” по датам и, благодаря этому, уточнить даты некоторых писем.

В этой жизни я чувствую себя неважно, еще и оттого, что до сих пор не позвонил Ник. Ив. Мучаюсь тем, что он, может быть, помнил и ждал, а с другой стороны, терзаюсь, что уж ему-то это совсем не нужно. Но всё равно позвоню и очень скоро, как только пройдет депрессия.

Мой адрес – М., Ж-114, Кожевническая ул., 17, кв. 98. Морозову Саше.

Я буду Вам обо всем писать и во всем советоваться.

Любящий Вас Саша М.

Письмо к Федорченко – из литературного архива – ЦГАЛИ.

9 июня 1962 г. [533]

Дорогая Надежда Яковлевна, простите ради бога, что так долго не давал о себе знать. Всё ждал чего-то определенного, чтобы Вам сообщить, и вот наконец всё выяснилось. Завтра, 10-го, мы с Юлей едем в Ереван. До этого было много переживаний и откладываний, отчасти из-за моего “характера”. Но это позади. Едем с большим “багажом” – библейской скатертью богатый Арарат, кривые и большеротые вавилоны улиц и т. п. – всё это не дает успокоиться – и, когда хлынет вместе с солнцем, боюсь, что я умру, не в состоянии всё вместить. Поездка имеет всю силу неожиданности, резкости и света, несмотря на то, что однажды О. М. уже брал меня с собой в это путешествие.

Я пробуду там дней 10 и вернусь, а Юля поедет еще в Тифлис и Баку. Мне не удастся ее сопровождать, потому что в Москве ждет небольшая работа (перевод), с которой я справлюсь недели за две. К 10 августа я свободен и в Тарусе. Юля, наверное, тоже получит отпуск. Хорошо, милая Н. Я.??

Рад сообщить, что нашелся еще один “Березиль” – в газете “Киевский Пролетарий”, май 1926 г. В этой же газете через несколько номеров – новая неожиданность: “Сухаревка” в несколько иной редакции и с восстановлением пропущенных в “Огоньке” мест. Я все такие варианты выписываю, чтобы вместе с Вами обсудить “канонический” текст.