«Посмотрим, кто кого переупрямит…»

Остается вопрос, где же напечатаны кинорецензии и 2-я статья о Михоэлсе[534]. Как будто бы в Киеве в это время вечерняя газета не выходила, а в дневных найти пока не удается. Газет за 1922 г., харьковской и ростовской, нет ни в Ленинке, ни в Исторической библиотеке. М. б., еще надо попробовать в Музей Революции, и если нет, то искать в других городах.

В газете “Страна”, 1918 г., опубликованы: “Кто знает, может быть, не хватит мне свечи…” и “Среди священников левитом молодым…”, последнее – с объясняющим его смысл названием-посвящением: А. В. Карташеву. Еще одно стихотворение (“Когда в теплой ночи замирает…”) нашел в газете “Жизнь” за тот же год.

Да, вот что важно – в Тенишевском училище, оказывается, издавался журнал начиная с 1906 г. (“Тенишевец”, потом – “Товарищ”). К сожалению, в Ленинке есть только за 1910 г., где сведений об О. М., естественно, нет. Наверное, можно найти в Ленинграде.

Ну вот, как будто и все новости. Напишем Вам из Еревана или сразу по возвращении. Ваш Саша М.

26 октября 1962 г.

Дорогая Надежда Яковлевна, очень рад был получить от Вас весточку. Кажется, Вы бодро переносите все невзгоды, я в принципе тоже, считая их за естественное, но дух мой слаб и податлив на уныние.

Сразу расскажу о визите к Н. И. Он меня поразил (с лучшей стороны), но, с другой стороны, мне кажется, я должен был лучше других понять этого человека. Конечно, в основе – страсть, но очень важно, что он к ней рано начал относиться объективно (сказал так: если уж это любишь, то кому же еще заниматься этим). “Если уж это любишь” прозвучало как “если уж так случилось, что я люблю”, т. е. судьба, и дальше уже идет подвижничество и крест, но без исключительности. А подвижничество большое, потому что всякий, поинтересовавшись, пройдет мимо (или еще хуже), а отказать нельзя, потому что дело. Есть еще одна, самая страшная сторона – при этом, как актеру, надо оставаться на высоте своей роли (всё время переживать за Гамлета) и к этому тоже относиться сознательно, видеть миссию и беречь свои силы. Н. И. и бережет, – например, про одного (видимо, неприятного) человека, сказал: хотел мне передать какие-то бумаги от О. М., но бог с ними, лишь бы не связываться. И я это глубоко понимаю: может быть, этот человек и не хотел ничего взамен, но он бы имел право на то, чтобы взять и отнестись к этому в меру своих нравственных способностей.

Со мной Н. И. беседовал весь вечер, за полночь, я был не вполне самим собой, потому что видел человека: хотелось (не дай бог!) не обидеть случайным равнодушием и, с другой стороны, показать, что я пришел не исключительно ради того, чтобы послушать и посмотреть. Не знаю, как мне это удалось. В разговоре Н. И. показал отдельные места своего комментария (очень осторожно и с большим выбором). Примечания очень обширные, вплоть до конъюнктуры текста в одном стихотворении. Если это всё пройдет, будет замечательно. На Орлова очень жаловался: тот показал полное незнание поэзии О. М. (исключил переводы из Петрарки за непонятностью, не знал, что это перевод). Сейчас предлагает печатать все стихи в хронологическом порядке, без разделения на книги, на что, конечно, Н. И. не пойдет. Мне кажется, что сам Н. И. допустил в самом начале принципиальную ошибку, предложив в издание все или почти все стихи, потому что теперь за счет выбрасывания лучших стихов может исказиться общая картина. Лучше бы в таком случае сборник вышел урезанным, но более цельным. Впрочем, не мне судить.

Общий взгляд его на О. М. как на русского христианского поэта с оттенком даже благолепия и особой нежной красоты (сравнил с А. Рублевым). Хлебников – универсальный гений, больше даже Пушкина по силе творчества.

Я принес ему свою библиографию, у него она больше, но кое-что оказалось и моей находкой. Стихами из каблуковского списка он живо заинтересовался, многих не знал (а про “Автопортрет” сказал, что, безусловно, это О. М., т. к. есть автограф). Но главное здесь были даты и характер книги (в сущности, авторизованный сборник 1918 г.). Через пару дней мне удалось взять ее у Жени Левитина на два дня, и это большое счастье, т. к. вслед за этим книга “ушла”[535]. Н. И. первый позвонил мне через свою жену, потому что сам на следующий же день встречи слег. Может быть, сказалось возбуждение, с которым рассказывал мне, но сам говорит про другие неприятности. Просил принести показать ему книгу воочию, хотя лежал, и врачами было запрещено разговаривать. Был очень обаятельным (раненый лев), говорил, что мы обязательно встретимся, когда ему станет лучше, и пройдемся еще раз по всей книге. До этого времени я всё ждал звонка и не рисковал позвонить сам, но завтра, видимо, позвоню, это во мне подошло, и узнаю, как себя чувствует. Так что Вы видите, что впечатления самые большие, и я еще напишу Вам о них – и тогда и о себе немножко. Мне сейчас, правда, неважно, потому что работа такая, что приводит к полной моральной депрессии, и работать над своим приходится очень мало. Юля здорова, хотя ей и очень трудно и со мной, и дома.