«Посмотрим, кто кого переупрямит…»

Я сейчас очень болен тем, что хочу воспитаться в “христианском” отношении к людям – “несравнимым”. Ирина Мих. тогда сказала, что мы всё еще ленивы и мало расспрашиваем людей. Я сейчас думаю, что мы и не имеем права расспрашивать – во встречах с О. Э. они были равноправны и смотреть “через них” на него – дурно. В этом роде мой разговор с Наташей, наверное, последний такой опыт. Ваш Саша М.

Кожевническая, 17, кв. 98 (Вы написали в последний раз – 92).

<лето 1963 г.>

Н. Я., Вам известен полный текст стих<отворени>я о Виллоне? На всякий случай посылаю. Всё про себя и, конечно, не “ладил”, а “рядом” (“ладил” – зачеркнуто). Это – автограф, беловик, в ЦГАЛИ.

В Москве – без перемен, жарко. М<ожет> б<ыть>, позвать еще Н. И. в Тарусу? Он колеблется, погибает от жары. Я бы мог его проводить, если нужно. Саша[542].

<24 июля 1963 г.>

Дорогая Над. Як., извините за задержку. Какие ранние стихи вам переписать? Взять у Н. И.? Он что-то пробормотал, де даст как-нибудь, потом… Вы его знаете. Но если Вы подтвердите мне, что это так, я у него настоятельно попрошу. Вероятно, Вы хотите иметь полный свод, включая Каблукова и др., – я это сразу же сделаю и пришлю или привезу сам.

В неразобранной папке я нахожу удивительные вещи – отчего растет моя любовь ко всем вам. Хочется поработать около Вас – молчаливым черным “послушником” (в замке).

Пока история с зубами затягивается и очень надолго. Но впереди еще август… Я никуда не устроился. Юля уехала на юг.

Всегда Ваш – Саша М.

Евг. Як., Варе и Коле – мой большой привет.

<24 августа 1963 г.>

Дорогая Н. Я., мне пришлось побывать в Ленинграде – повод грустный – умер мой дядя, ко<оторо>го я очень любил (помните, я что-то вам говорил о них[543]). Сейчас я в Москве и, конечно, с удовольствием бы уехал куда-нибудь подальше, если бы можно было. Н. И. решил ехать в Л<енингр>ад (“пусть посмотрят на мое лицо”) – в понедельник. Много с ним это время занимались, к вам много вопросов, но для этого нужно быть около вас поблизости и еще одно условие: чтобы вы считали меня как раз тем архивным или тепличным юношей, кот<ор>ых не любил О. М. Ради О. М. я согласен. У меня как раз просьба: я встретил С. Маркиша, и он обещал мне показать, чтó у него от Вас (3 папки!), но, конечно, для меня важно и поработать, и расшифровать кое-что. Для этого нужна ваша санкция, т. е. чтобы мне взять домой на какой-то срок. Напишите ему, пожалуйста, об этом или мне, а я передам (два слова). И Н. И. хотел посмотреть. Не выяснилось ли с сентябрем? Напишите, я не теряю надежды выбраться – немного отдохнуть. Ваш Саша.

Привет Е. Я.

<13 сентября 1963 г.>

Дорогая Над. Як., со мной всё в порядке. Я очень тронут вашей тревогой (звонил Евг. Як.) и ругаю себя, что сразу не написал. Правда, была пустая меланхолия, а сейчас житейская каверза: лишился подвала (там еще можно жить, но есть симптомы того, что не стоит). Живу за городом, но очень шумно и неудобно и вообще пе реживаю новое место. Очень огорчен, что летом не выбрался – не мог – уехать к Вам, а теперь еще вы даже не заедете (?). Обязательно зайду к Евг. Як., хоть погляжу на него. Мне, как О. Э., всё время надо думать о пребывании; оглядываясь на вас, не теряю бодрости. Помните, как он тоже отказался от комнаты в 23 г. и отовсюду съезжал сам. И я. Эта находка, которую я вам посылаю, кажется мне очень замечательной. Правда? И Н. И. какой хороший, и Пастернак – очень честный. А О. М.?!! Есть и еще находки, напр<имер>, статья о Сологубе 1924 г. (в газете). Неужели Вы не приедете?

Н. И. – в Ленинграде, даже письмо прислал в ответ на мое. Ходит по библиотекам.

Не сердитесь на меня, Над. Як., я правда весь с вами, и если бы не мысль о шоферстве (куда она меня заведет?), я был бы сейчас в Пскове. А то, если вы заедете, мы возьмем все папки и уедем вместе. С. М.

<30 октября 1963 г.>

Милая Надежда Яковлевна, у меня всё то же. Живу спокойно, один, – но пока без средств к существованию. Всё же звонить Иванову – выше моих сил, и с этим ничего не поделаешь. Обойдется, не беспокойтесь слишком…

С. Маркиш меня расстроил, сказав, что получил от Вас грустное письмо. Почему, Над. Як.? Как будто Вы пишете, что всё идет не как надо… Если Вы об Ос. Эм., то у меня, напротив, появилась уверенность, что всё осталось и ничего не пропало, рубеж, когда это могло погибнуть, пройден благодаря Вам, и теперь всё способствует его силе. То, что не способствует, терпит крах исторически, в том, что происходит сейчас на наших глазах. Злодеи, правда, еще живут, но порядка, за который они цеплялись, уже нет. Мне тут пришлось встретиться с человеком, неприязненно настроенным к О. Э. (лично), и что же… Мне же надо было от него отбиваться, п<отому> ч<то> в его глазах я читал: ну а разве нет? Разве не делал он то-то и то-то, чего не позволяли себе “порядочные” люди?