«Посмотрим, кто кого переупрямит…»

Елена Михайловна (моя Фрадкина) все-таки уехала, <стало> спокойнее. Женька – прелесть. Не забывайте его, не то он одичает. Целую. Н. М.

Таруса Калужской, Либкнехта, 29.

Н. Я. Мандельштам – И. Д. Рожанскому 23 сент<ября 1964 г., Таруса>

Дорогой Иван Дмитриевич!

Фотографии получила – чудные. Лучше желать нельзя.

К сожалению, издательство что-то замолкло – не знаю, в чем дело. И “Библиотека поэта” уже даже не шевелится.

Но даже без практической цели я страшно рада фотографиям.

А как с фотографиями самого Оси? Мне очень бы хотелось иметь побольше. Можно?

Не должна ли я вам денег? Я не знаю, сколько всё это стоит.

Не забывайте меня. Н. М.

Привет Нате.

Я переезжаю на “1-ая Садовая, 2”… Была бы рада гостям.

Очень боюсь зимы.

Сейчас много работы.

Н. Я. Мандельштам – Ю. М. Живовой 2 октября <1964 г., Таруса>

Юленька, голубка! На ваше письмо о смерти Никиной мамы, Раисы Александровны, я написала Нике. Бедная Ника…

Для близких мгновенная смерть ужасна. Ощущение всю жизнь, что не договорил последнюю фразу. Я думаю, что смерть близких можно пережить только потому, что оставшиеся на время полусходят с ума. Это переживается в безумном состоянии. Когда с этим сталкиваешься, то понимаешь, что только это и есть. Да вы это знаете.

Как она сейчас? Я очень за нее боюсь. Ее замкнутость очень опасная вещь.

Я очень много работаю и к концу октября кончу и приеду в Москву на месяц.

Едет ли Анна Андреевна в Италию?[513] Хорошо, что осенью. Что о ней слышно?

Возраст я сейчас очень чувствую. Всё не по силам. Даже выйти опустить письмо.

Живу у Голышевых (Первая Садовая, 2) с котенком. Переехала в самом конце сентября. Если бы выбрались, была бы рада. Отзовитесь…

Миша всё же обиделся. Я написала ему, но он не ответил. Письмо ведь было злое… Зря вы отдали – он ведь болен. Как его здоровье? Н. М.

Н. Я. Мандельштам – Ю. М. Живовой <конец октября 1964 г., Таруса>

Юленька, голубка!

Очень хорошо получать от вас записочки. Буду 31-го – вечером, – 1-го – 2<-го> в Москве. Крепко вас целую. Н. М.

Н. Я. Мандельштам – Ю. М. Живовой 29 ноября <1966 г., Москва>

Юленька!

Я вернулась из Ленинграда, а от вас ничего нет – вы же обещали написать. Где вы?

На следующей неделе я запишусь к врачам и буду в вашем доме[514]. Черкните, как вас искать? Н. М.

Кстати, не можете ли вы мне сообщить адрес Димы?

Н. Я. Мандельштам – Ю. М. Живовой <осень 1966 г., Москва>

Юленька! Поздравляю с сыном[515]. Вы, дружок, умница и чудо. Все-таки вы ухитрились и сделали меня бабушкой. Здорово! И он сын, как вы хотели. Есть у него уже имя, кроме того, что он сын? Юленька, главное, помните, что слабые женщины невероятно сильны и что у такого чуда, как вы, сын будет чудесный. Целую вас. Н. М.

Н. Я. Мандельштам – Ю. М. Живовой 3 декабря <1966 г., Москва>

Юлечка, голубка моя!

Только что получила вашу записочку. Я приду к вам на следующей неделе, записавшись к врачу. Как только буду знать когда, напишу. Целую. Над. М.

Н. Я. Мандельштам – Ю. М. Живовой <7 декабря 1966 г., Москва> четверг

Юленька! Я буду у врача в 12.40 в пятницу. Узнала об этом слишком поздно, чтобы предупредить вас заранее. (Меня записала Ел<ена> Мих<айловна>[516]). Всё же попробую зайти.

Миша Ардов на пятницу созывает к Суркову “ахматовскую Москву”[517]. Я надеюсь, вы не бросите ради этого Федю.

Целую вас. Н. М.

Н. Я. Мандельштам – Ю. М. Живовой 17 января <1967 г., Москва>

Юленька! Спасибо, дружок, что вы вспомнили этот день[518]. Действительно, я вспоминала вас – телепатия действует. Очень всегда вас помню и люблю. Недельки через 2–3 поеду к врачу и тогда зайду к вам. Предупрежу письмом. Очень хочу вас видеть.

Напишите мне, как вы, как Федя. Чтобы облегчить вам эту тяжелую задачу, вкладываю (как Поле) конверт с адресом. Ведь пока достанешь конверт и карандаш, забываешь, кому собирался написать.

Целую вас. Н. М.

Н. Я. Мандельштам – Ю. М. Живовой 19 июля <1967 г., Верея>

Юленька! Я просто работаю – много и трудно. Свою книгу бросила. Сейчас – вокруг стихов[519]. Как быть? – трудно и много. Это запущено из-за Харджиева. Поездка в Ленинград (суд) была невыносима[520]. Скрасил ее только Оська Бродский (я ему подарила сейчас “Оську” вместо “Иоськи”, но это случайно). Всё же славный дурень, когда хочет. Помните, какой он был противный тогда[521]? Теперь он помнит этот первый опыт и бывает вполне мил.