«Посмотрим, кто кого переупрямит…»

Вы помните, как вы однажды (нынче зимой) прощались со мной по телефону? Я уехала с очень горестным чувством: вы мне сказали, что вам плохо, а накануне, на одном из двух “четвергов”, на котором я была, я вдруг увидела, как вы курили одну папиросу за другой, и всё об этом думала. Тогда я не решилась вам написать, да в сущности ничего и не понимала. А теперь, после нашего разговора, я поняла, что меньше всего в своей жизни вы отстаивали себя, свое состояние, свои интересы. И в этом, вероятно, причина всего. Нужно ли это? Я не знаю, как вам будет лучше – вы это должны понять сами, подумайте именно об этом. Ваша Н. М.

Вдруг вы захотите мне написать. Мой адрес: Верея, Наро-Фоминский р-н, Моск. обл, 1-я Спартаковская, 20. Шевелевой для Н. М.

24 июля <1965 г., Верея>

Наташа дорогая, почему я должна воспринимать вас через кого-то, а не прямо, как очень милую, красивую, умную и на редкость приятную Наташу? Бог с вами… Вы себе устроили какой-то комплекс не “неполноценности”, а дурацкой скромности. Зачем?

Вы знаете, мне стало жалко Ивана Дм., впрочем, вероятно, не реального, а того, каким я себе его раньше представляла. Ведь я думала, что он из однолюбов, раз в жизни запутавшийся в большое увлечение. А может, так и есть? А впрочем, Бог с ним. Жаль только, что он и себя и вас замучает, да и Юлю, наверно, тоже. Всё это нелегко…

Я бы хотела сказать Ивану Дм., что жизнь вовсе не прожита, что никакой старости нет, что всё, что угодно, можно всегда начать, если надо что-то сделать. Весь вопрос только в этом: есть ли у него нечто, что надо сделать. Тогда никогда не поздно. Пример тот же В. Т.[528].

А вот еще о чем я думала. Вы знаете друг друга с детства. Неужели это не создает простой дружбы, чисто человеческого товарищества, которое сильнее пола и сильнее всего на свете? Может быть, именно это поможет вам выбраться из этой тяжелой беды? Думаю, что да, но хотелось бы, чтобы это было не за ваш счет.

Я получила письмо и от Варл. Тих. Он пишет, что все вы – т. е. Ел. Ал.[529] и вы – собираетесь как-нибудь в воскресенье приехать в Верею. Это прелестно. Езда часа 2 с хвостом. Верея, правда, не Таруса, и я не полная хозяйка, как там. Но это ничего. Женя во всяком случае вам будет рад, а я очень. Только еду привозите – жизнь скудная. Целую вас крепко. Ваша Н. М.

31 июля <1965 г., Верея>

Милая Наташа!

От вас давно нет письма, и я забеспокоилась. Что с вами? Как у вас? Приедете ли вы в Верею?

Не поленитесь – черкните хоть слово. Я не могу сказать, что я думаю о вас – вы как-то всё время со мной и мне тревожно и грустно за вас. Я уверена, что у вас всё образуется, и желаю вам только силы и выдержки, а главное, такого решения, при котором вы не забыли бы себя.

Целую вас крепко. Н. М.

27 сентября <1966 г., Москва>

Дорогая Наташа!

Мне бы очень хотелось, чтобы вы были на открытии этой выставки[530].

Будете? Я уверена, что да. Надежда Мандельштам.

<конец ноября 1966 г., Москва>

Милая Наташа!

Нашла в ящике, приехав из Ленинграда, вашу записочку. Приходите в любой вечер, но позвоните на всякий случай моему брату: Б 9-46-90…

Может, сговоримся на воскресенье? Народу у меня сейчас поменьше, и все думают, что я в Ленинграде. В субботу я, вероятно, уйду. Н. М.

Тайну, что я вернулась, храню про себя.

“Но я за вами буду следовать всю жизнь…” Письма А. А. Морозова Н. Я. Мандельштам (1962–1964)

(Публикация и предисловие Ю. Морозовой.

Подготовка текста и примечания С. Василенко при участии Г. Суперфина и П. Нерлера)

Мы жили в небольшом сквозном переулке, Мерзляковском. Он соединял Арбат с Никитскими воротами. Моя сестра занималась в студии университетского театра на Большой Никитской (тогда улица Герцена). Это совсем рядом с нами. И часто студийцы приходили к нам репетировать. Так однажды в нашем доме появился Саша Морозов. Год назад он окончил университет (учился на русском и на классическом отделении одновременно), но отказался ехать в Свердловск преподавать латинский язык. И ходил неприкаянный, за ним шла слава актера, сыгравшего Федю Протасова. На четвертом курсе он собрал труппу актеров, поставил “Живой труп”, но спектакль играли только один раз.

Саша быстро ссорился с людьми. Так случилось и с постановкой “Живого трупа”. Два года спустя к нам зашел его приятель, Чаплин. Он писал сценарий вместе с Тендряковым и рассказывает:

“Захожу к Тендрякову, его нет дома, а его жена, большая театралка, говорит мне: «Сейчас совсем нет хороших спектаклей. Правда, в прошлом году я видела в университете “Живой труп”. Это был лучший Федя Протасов! К сожалению, я не запомнила его фамилии, но это было незабываемо!» – «Это мой школьный приятель, Саша Морозов»”.