Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

Конечно, Лиза не помчалась к нему на следующий день. Она пришла к нему через месяц. Но в течение этого месяца Карсинский настойчиво приглашает ее уже не только посмотреть фотографии, но и позировать ему в качестве модели. Для чего? Для памятника же Белинскому! Но памятник Белинскому работы Каплана — это обычный бюст, и он давно готов и уже находится в Пензе. Здесь или Дьяконова начинает что-то сочинять, или Карсинский-Каплан задался целью ее соблазнить и для этого придумал “проект”.

Но это не важно.

Важно, что на дворе был декабрь, а в мастерской было “жарко натоплено”. Карсинский “в блузе, с руками, замазанными глиной, казался гораздо естественнее и лучше, нежели в салоне Кларанс”. И он ждал Лизу с нетерпением. “Наконец-то!” И лепить он собирался не ее голову, а бюст… но для этого…

— Я должна переодеться.

— Вот ширмы.

За ширмами Дьяконова сняла платье и распустила волосы. Осталась одна “туника”. Карсинский потребовал обнажиться до пояса и сам “умелой рукой” отстегнул один крючок.

Я видела, как Карсинский ждал. Незаметно отстегнула другой крючок, и туника упала, обнажив меня всю.

“Ах! — вырвалось у него… Вы — неоценимая модель… Вы меня вдохновляете… Ну, уж и сделаю же я с вас статую! В России опять заговорят обо мне!”

Конечно, Лиза не стояла перед ним голой. Нужно учитывать тонкости женской одежды начала ХХ века, а главное — понимать психологию и этику русских девушек того времени. Для того чтобы обнажить грудь, ей пришлось снимать лиф, и снова — за ширмами. Потом она “приняла позу, какую он указал, сеанс начался”.

Но в жизни Дьяконовой происходит очень серьезное событие. Она совершает второй шаг после того, как распустила свои волосы, позируя Мрозовской. Лиза показала свое полуобнаженное тело мужчине. И не просто мужчине, а скульптору. И она узнала, что ее тело — прекрасно! Она — не Пигмалион… Она — Галатея!

Неформалка

Странно, что Дьяконова почти ничего не пишет о своих занятиях в Сорбонне. Как будто и не учится там совсем. Конечно, у нее были проблемы с головой. Но как-то же она закончила первый курс и перешла на второй. Это умолчание также свидетельствует о том, что в Париже Лиза писала не дневник, а роман. Кому какое дело до ученых занятий романной героини?

Не учеба поглощает ее, а то, какой ее видят мужчины разного калибра. А вот посещение феминистского салона, как и встреча с суфражистками в Лондоне, занимает в дневнике незначительное место. Да и оценки, которые Лиза раздает французским феминисткам, мягко говоря, нелицеприятные.

Да, Дьяконова была феминисткой. Да, она высоко ценила достоинство женщины, ее право на самостояние, на выбор профессии. В основе ее понимания жизни была глубокая горечь от несправедливости, которой подвергались женщины в истории мировой цивилизации. Но в женском освободительном движении Дьяконова оказалась, говоря современным языком, неформалкой. Любые виды организации женщин в союзы были ей чужды: будь то женские кружки в России, английский суфражизм или французский феминизм… В Лизе побеждал не разум, а инстинкт.

Разумом она понимала необходимость объединения женщин для, если можно так сказать, организованной борьбы с мужчинами. Незадолго до смерти, в 1902 году, она даже написала об этом целую статью “О женском вопросе”. Статья была антитолстовская и даже антихристианская (“христианство несло с собою закрепощение женщины на религиозной основе”, пишет она). Однако ничего нового для своего времени Дьяконова не сказала, заявив, что подлинным освобождением женщины станет победа социализма.

Но едва Лиза попадала в собрания, где женщины пытались каким-то образом поставить и “социализировать” женский вопрос, как ей вдруг становилось скучно. Даже “неприятно”!

Вот и в салон французских феминисток она поехала нехотя, по настоянию одной знакомой. “Неловко было не поехать”. Впрочем, Лиза с гордостью рассказала четверым участницам собрания, что в России замужняя женщина может быть экономически самостоятельной, в отличие от Франции. Но при этом “в сотый раз” ей пришлось объяснять, почему учиться на юриста она поехала в Париж. Потому что в России не может быть женщин-юристов. И еще в России дочери получают четырнадцатую долю от наследства, остальное получают сыновья. “Как это так?! — с негодованием закричали все. — Разве дочь не такое же дитя, как они?” Да, во Франции сестра получает столько же, сколько и брат. Но, выйдя замуж, все отдает мужу.