Читаем Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой полностью

Бедный художник, конечно, не подозревал, ради чего, вернее, ради кого русская красавица рвется на этот бал. “И я кокетничала с Danet и позволяла ему целовать мои волосы”.

Решили, что на балу он будет римлянином, она — его вольноотпущенницей. Он придумал ей имя — Лидия.

Лиза не против. Пусть будет — Лидия.

17 декабря 1901 года художник Данэ, приехав в карете, забирал из скромной парижской квартиры “прекрасную молодую женщину с темными бровями и волной белокурых волос, которые падали почти до колен, — в тунике цвета mauve[58] и белом пеплуме, который падал с плеч красивыми мягкими складками… Узенькая ленточка mauve с цветными камнями, надетая на лоб, придавала лицу какое-то таинственное выражение, и глаза из-под темных бровей смотрели печально и важно”.

Но если вы думаете, что это описание “прекрасной молодой женщины” принадлежит художнику Данэ, вы ошибаетесь. Так Дьяконова сама описывает себя, глядя в зеркало.

Впервые в жизни она была на костюмированном балу. “Голова кружилась от массы разнообразных впечатлений”. Вдруг она увидела его.

Он шел прямо на меня, вдвоем с высоким красивым брюнетом, оба переодетые китайцами. Длинная коса смешно болталась сзади, так же как и длинное перо. Общий серьезный вид и очки составляли странный контраст с пестрым костюмом.

Да он был просто смешон, этот Ленселе, с его жалкой косицей, в сравнении с ней, Лидией, с великолепием ее волос, с костюмом, который сочинил ей влюбленный художник!

Тем не менее, общаясь с разными людьми, Лиза постоянно взглядом ищет в толпе его. Она отмечает каждое его движение, каждый жест… Но врач не замечает ее взгляда. Впрочем, он вообще не обращает внимания на женщин. Ну что ж, в этом его спасение!

Я чувствовала, что, если только увижу, что он, как и все, развратничает с женщинами, — я не вынесу этого… убью ее, его, себя…

Лиза всерьез готовилась привести свой приговор в исполнение и даже хитростью забрала у своего соседа по ложе большой перочинный нож, который тот зачем-то принес с собой.

Между тем приближалась полночь, и начинались “процессии”. Все, что описывает Лиза дальше, странно напоминает главу “Великий бал у сатаны” в романе Михаила Булгакова “Мастер и Маргарита”, который еще не написан, и сцены “масонского” карнавала в фильме Стэнли Кубрика “С широко закрытыми глазами”, который еще не снят. Совпадения — не столько в деталях, сколько в духе происходящего. Дьяконова вдруг оказалась в эпицентре воплощенного греха. Это подавило, ошеломило и напугало ее!

С другого конца зала показалась колесница, на которой высился гигантский фаллос из красной меди, обвитый гирляндой роз и красного бархата. Около него две нагие женщины раскидывались в сладострастных позах. Колесницу окружала веселая толпа пляшущих, играющих, поющих жрецов и жриц.

Красота и откровенность этого зрелища — совершенно ошеломили меня… Колесница медленно двигалась кругом зала, и гигантский фаллос, окруженный женщинами, гордо высился над толпой…

Следующая колесница заставила меня вздрогнуть от ужаса и отвращения. На операционном столе лежала кукла, покрытая полотенцем. Рядом с ней, в высоко поднятой руке, врач держал вырезанные яичники; его передник и полотенце были покрыты пятнами крови…

В какой-то момент Дьяконова поняла, что теряет сознание.

Ленселе исчез, по-видимому, покинув бал. Данэ вызвался отвезти ее домой. “Я сейчас же согласилась и, проходя по залу, все-таки, чтобы удостовериться, смотрела направо и налево — его не было”.

В фиакре Данэ укутал ее, “как куклу”, и привез… к себе на квартиру. Лиза, вернее, Лидия не сопротивлялась ему. “Волна каких-то новых, неизвестных ощущений пробежала по мне. Я хотела вырваться из этих сильных объятий бретонца — и не могла. Голова закружилась, я едва понимала, что со мной делается, и, обняв голову его обеими руками, — поцеловала… Потом оттолкнула, заперлась на ключ и, не раздеваясь, бросилась на диван”.

Так она и переночевала взаперти, одна, в кабинете мужчины, который страстно ее захотел…

Утром консьержка сказала “ах!”, увидев ее в этом кабинете. И это был единственный грех, на который оказалась способна Лиза Дьяконова. Один во всей жизни.

Конец романа

Но опять возникает вопрос: не придумала ли Дьяконова вышеописанное событие? Уж больно оно нереальное, зато замечательно ложится в “роман”, который сочиняет автор “Дневника русской женщины” на полях своей судьбы.

Нет, мы можем утверждать со всей ответственностью, что как раз бал интернов — не выдумка Дьяконовой. В этом убеждает одна сцена, которая не могла быть придумана Лизой. На это просто не хватило бы ее воображения. Это сцена с расчлененной куклой, у которой вырезаны яичники. Такое она придумать не могла. Это было за гранью ее представлений о жизни.

Самое ужасное, что именно эта кукла являлась единственным моментом карнавала, который был предсказанием того, что потом случится с Лизой Дьяконовой.

Но пока нужно было завершать “роман”. Не мог же он продолжаться бесконечно. Тем более что со стороны героя все давно было ясно. Герой — не получился.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века