Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой

Дочь была полной противоположностью матери. Это было зависимое существо. Она обожала своего мужа и везде ходила за ним, как тень. Впрочем, супруг был и вправду красив! Благородное арийское лицо, грустные, задумчивые глаза, зачесанные наверх волосы и распушенные, как у кота, усы, что делало его забавно похожим на австрийского гвардейца.

Девушка вошла в гостиницу уверенным шагом. Но это, как вскоре выяснилось, объяснялось не уверенностью, а ее неровным характером. Родственники облобызались, даже прослезились, как это принято у русских за границей. Но было заметно, что появление Лизы их скорее озадачило.

“Какая ты стала авантажная! – заметила тетушка. – Сразу видно, что из Парижа!” После ужина они с племянницей закрылись в комнате тетушки и долго и шумно о чем-то спорили, так что звуки их разговора доносились до столовой. Из комнаты племянница вышла одна, в приподнятом, возбужденном настроении. Она заявила кузине и ее мужу, что поедет в Мюнхен с ними – послезавтра, а завтра, чтобы даром не терять времени, пока они станут упаковывать вещи, она отправится на Уннитц, побывать на которой считал долгом каждый, кто приезжал в Ахенталь.

Дело в том, что Лиза действительно свалилась родственникам, как снег на голову. Если бы она приехала двумя днями позже, она бы их не застала. В начале августа погода в горах резко испортилась. По утрам на долину и озеро опускался такой туман, что вокруг ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. К десяти утра туман рассеивался, и начинался мелкий, противный дождь. Когда Лиза вошла в столовую, ее родня всеми мыслями находилась уже в Мюнхене, а не в горах. Не то чтобы ей были не рады. Просто… она была некстати. Некстати – и все. Так что решение девушки подняться на Уннитц, пока родня будет собирать свои вещи, было деликатным жестом с ее стороны. Но кузина встревожилась.

– Нет, Лиза, это невозможно!

– Почему?

– Да объясни же ты ей, Юргис!

– Да, Лиза, так делать нельзя, – согласился с женой поэт. – Вам нужен проводник, а его нанимают заранее. Не идти же сейчас ночью на деревню. Здешние тирольцы – такие же баварцы, те же немцы. Давно дрыхнут со своими Барбарами.

– Мне не нужен проводник, – сказала Лиза. – Я прекрасно справлюсь одна. Вы меня отлично знаете!

И она достала из сумочки сложенную вчетверо карту, которую успела приобрести на вокзале.

– Вы рассуждаете, как англичане, – поморщился поэт. – Их тут много, и они ведут себя, словно это их колония. Когда им называют цену на молоко, они говорят: “Нет, это молоко не стоит этих денег”. В горы ходят одни, по этой карте. Верят ей больше, чем “баранам”, как они называют местных проводников.

– Ты сам называешь их жен Барбарами, – прервала его Мария, которая в присутствии кузины считала нужным не только слушать мужа, но и возражать ему. – Хотя они не все Барбары. Я вот лично не встретилась здесь ни с одной Барбарой.

– Ты права, – меланхолично согласился поэт. – Это нехорошо с моей стороны. Тирольцы – милый, добродушный и трудолюбивый народ. Кстати, ты обратила внимание на их кожаные штаны?

– Почему я должна обращать внимание на их штаны?

– Ледерхозе! Тирольский дух и все такое… У них такие мужественные швы через всю задницу, чтобы лучше ее подчеркнуть.

– Ты о чем?!

– О заднице.

– Какое мне дело до их задниц?!

– Вот видишь, ты сама не уважаешь местные традиции. Если бы ты их уважала, то согласилась бы, что эти вертикальные швы через задницу, они такие… мужественные. В этом уверены все местные Барбары. Если бы ты их уважала, то, как настоящая женщина, оценила бы эти мужественные тирольские задницы.

– Перестаньте, Юргис! – Лиза смеялась, глядя на Машу, которая всерьез задумалась над словами мужа. – Вы сами рассуждаете, как немец! Много тут выпили местного пива?

– Немцы не потому немцы, что они пьют пиво, – заметил поэт, – они пьют пиво, потому что они немцы.

– Опять эти ваши парадоксы! Лучше покажите мне на карте, откуда начинается тропа на Unnütz.

– От ручья Luisenbach[63].

– Ах, как это мило! Они уже назвали ручей моим именем!

– Вы слишком самонадеянны, Лиза. Горы этого не любят.

– В чем ты собираешься идти? – воскликнула Маша. – У тебя даже нет подходящей обуви!

– А это?! (Лиза вскочила и поставила ножку на табурет.) Эти башмаки я купила в Лондоне. Они прочные и на толстой каучуковой подошве. Им сноса не будет!

Юргис и Маша с интересом посмотрели на башмак.

– Он на вас похож, – вдруг заметил Юргис. – Он такой же, как вы… Самонадеянный…

Евпраксия

Зеехоф. 29 июля 1902 года[64].