Посох пилигрима

На рубеже 1096–1097 годов хорошо вооруженные, экипированные отряды рыцарей уже шли по тем же самым дорогам, что и год назад их предшественники, к столице Византии.

Император Алексей Комнин встречал их всех с улыбкой, хотя ничего хорошего, толпы крестоносцев дать ему и его пока еще могучей державе не могли. В эти, пожалуй, самые трудные в своей жизни месяцы, Алексей Комнин проявил себя недюжинным дипломатом. Он унижался и молил, обещал и соглашался, не прекословил никому — лишь бы не растревожить армию рыцарей, лишь бы не вызвать в стане вооруженных гостей резкое недовольство, способное привести к открытому конфликту.

Христиане! Не одну сотню лет ведут они между собой жаркие споры и яростные войны, доказывая друг другу, кто из них настоящий христианин, а кто — ненастоящий.

Здесь не место говорить о причинах столь пагубного для европейцев противостояния, но в начале 1097 года оно достигло очередного печального пика.

В самом деле, почему христианин Алексей Комнин так боялся христиан-рыцарей? Неужели православные и католические христиане в момент общей опасности являлись друг по отношению к другу более серьезными врагами, чем, скажем, христиане по отношению к сарацинам?

Как ответить на этот вопрос? Что об этом думал Алексей Комнин? Можно ли угадать мысли императора Византийской империи?

Можно! Очень уж он старался угодить рыцарям и их вождям. Очень уж радостно вздохнул он, когда в начале весны последний из армии гостей переправился на азиатский берег. Этот довольный вздох говорил о многом.

1097 год

Крестоносцам, впрочем, было не до Алексея Комнина. Они подошли к Никее, хорошо укрепленному городу, и простояли у его стен более семи недель, пока не поняли, что осажденные периодически получают подкрепление, прибиваемое по Аскалонскому озеру.

После этого открытия рыцари добыли лодки, и вскоре все озеро было в их руках. Защитников Никеи поразил вид родного озера, гладь которого покрылась черными точками. Сопротивляться было бесполезно. Воодушевленные удачей крестоносцы бросились на штурм города. Никейцы сдержали натиск врага, но силы были неравные…

И вот тут-то для многих честных рыцарей случилось неожиданное.

Ночью в город пробрался посол от Алексея Комнина, предложил жителям добровольно стать подданными Византийской империи, обещал, что в этом случае крестоносцы не разграбят Никею на правах победителей. Что оставалось делать осажденным? Выбирать из двух зол меньшее. Они выбрали — Византию.

Утром крестоносцы увидели на стенах Никеи… знамена Византийского императора и, не солоно хлебавши, отправились через Фригию и Киликию дальше по своему сложному маршруту.

Этот эпизод стараются не вспоминать православные писатели и, наоборот, раздувают до размеров неимоверных писатели католические, обвиняя Алексея Комнина в предательстве великого дела из-за своекорыстных интересов. И те, и другие исследовали и исследуют проблему с политической точки зрения, очень высоко расположенной над Землей, забывая при этом отдельно взятого человека, рыцаря, крестоносца, крикнувшего после Клермонтского Собора: «Бог того хочет!» «Бог того хочет!»

А в душе этого, отдельно взятого крестоносца сокрыта великая тайна явления Рыцарства, великая тайна рождения в душах людских — во всех сразу и в каждой в отдельности — могучей волны, могучего порыва, упрямого «Путеводителя воли», познавшего откуда-то цель, примирившегося с ней, очаровавшего ею тысячи и тысячи людей. «Бог того хочет!»

Чего хочет Бог? Передать Никею Константинополю? Но разве об этом говорили Петр Пустынник и Урбан II на Клермонтской площади? Разве из-за этого погибли несколько сот человек во время «Похода бедноты»? Разве из-за этого пали в тяжких боях под Никеей сотни и сотни лучших рыцарей Европы? Разве цель похода состоит в том, чтобы перераспределять между императорами, королями, графами, дюками завоеванные крестоносцами земли?

Не настолько умен человек, привыкший убивать врагов на поле боя, чтобы не задавать себе подобных вопросов; не настолько он глуп, чтобы давать на них однозначные твердолобые ответы. Не настолько человек зол, чтобы убивать только за деньги. Не настолько он добр, чтобы прощать предателей и подставлять свою грудь, спасая их. Оставив Никею византийскому императору, крестоносцы отправились дальше, разгромили 29 июня турок у Дорилеи, пошли по безводной равнине, догадываясь, что их там ждет.

Жажда и голод. Голод и жажда. Ели коней. Забивали коней без жалости: смотреть, как тоскуют без пищи и воды умные животные было невмоготу. Потери среди лошадей были огромные. Но адскую эту равнину люди прошли и очутились в Киликии.

Здесь была первая радость — христиане-армяне встретили их с добрыми лицами, с улыбками надежд. Человек не так жесток, чтобы не радоваться, когда кто-то улыбается ему с надеждой. Город Эдесса — стратегический опорный пункт. Издревле все воинствующие повелители мечтали держать город и область в своих руках.