Рядом размеренно постукивали деревянными ложками Енисея и Ярушка: первая задумчиво — молчаливо, вторая — с тревогой. Но Катя, хоть и улавливала настроение новых подруг была слишком поглощена угощением. Единственное, что ее смутило — терпко пахнущая белая густая жидкость.
— Это что?
— Молоко, — Ярушка дернула плечом.
— Молоко?! — Катя принюхалась, заглянула внутрь небольшой крынки, поставленной перед ней. — Молоко-то не так пахнет.
— Так козье, — Енисея отвлеклась от своих невеселых мыслей и посмотрела на новую знакомую.
Катя криво, по-детски, оттопырила нижнюю губу. Замерла.
— Ты попробуй. Вкусно, — Енисея прищурилась.
Катя бросила на нее сердитый взгляд, взяла обеими руками крынку, поднесла к губам.
Теплая, горьковато-сладкая жидкость коснулась ее губ, проникла внутрь, нежно легла на язык и застряла — горло перехватило, и Катя поняла, что проглотить не сможет. Желудочный спазм, острое желание умереть прямо сейчас и молоко прыснуло из ее рта.
— Катя! Ёк-макарек! — ругнулась Енисея и бросила ей льняное полотенце, — вытирай давай.
Та послушно вытерла лицо, руки, испачканную рубашку и стол, виновато покосилась на Матрену — та как раз руки в боки поставила:
— Извините. Я не пробовала никогда. А оно такое жирное, горько-сладкое…
— Горькое? — Матрена всплеснула руками и подошла к Катиной крынке, отпила глоток: — а ведь и то правда. Манька наша, видать, опять бузины объелась, недоглядел пастушок. Не огорчайся, водички испей…
Матрена улыбнулась и деловито вышла, угрожающе размахивая полотенцем, но вернулась через несколько минут.
— Это ты, что ль Катя? — заглянула она в комнату. — Тебя Стар к себе зовет!
Та замерла.
— Чего сидишь? — Ярушка толкнула ее в бок. — Пошли, я тебе дорогу покажу!
Катя, метнувшись на второй этаж, схватила свой неразобранный еще рюкзак, быстро выложила из него лишнюю одежду на кровать, свалив все в несколько неопрятную кучу, покосилась на аккуратно сложенные Енисеей вещи, вздохнула, и побежала за Ярославой.
Глава 26
СТАР
Ярослава торопливо шагала по главной улице Аркаима, кольцом огибавшей внутренний город — высокие, метров семи высотой крепостные стены, и Катя едва за ней поспевала. Вокруг суетились горожане, возвращавшиеся с ярмарки. Мастера катили по домам телеги с непроданным товаром, покрикивали:
— Поберегись, красавицы! Не то ноги оттопчу, будешь лягушкой шлепать по мостовой!
И дружно гоготали.
Оказалось, все ворота выходили на главную улицу, но во внутренний, Большой Аркаим, вел единственный проход. Девочки миновали улицу и проскользнули в длинный изогнутый змеей узкий тоннель на юго-востоке.
— Выходит, Аркаим — не таблетка круглая, а прямо гигантская улитка, — пробормотала Катя.
Идти было совсем не удобно: помимо то и дело встречающихся горожан (которые, к слову сказать, в этой части города были особенно медлительными и важными), приходилось еще и протискиваться между широкими выступами, которые располагались в шахматном порядке и полностью скрывали происходящее на центральной площади от посторонних глаз.
Оказавшись в Большом Аркаиме, Катя словно попала в другое измерение, словно под воду нырнула.
Высокая и толстая стена защищала жителей центральной части Аркаима от всего внешнего, мирского и суетного: сюда не проникали прямые солнечные лучи, звуки, запахи города, порывы ветра.
Здесь все становилось не важным, кроме неба над головой и твоей собственной души, которая тревожно билась в груди.
Невольно Катя замедлила шаг, сердце просило гармонии с этим миром.
Она огляделась: дома, выходившие на квадратную площадь, были такими же, как на внешнем кольце, только двери под широкими, словно кустистые брови старика-волхва, навесами оказались гораздо шире. Да у каждой стоял кумир — высокой деревянное изваяние духа — хранителя.
— Эй, не отставай, — шепотом поторопила ее Ярослава. Ее голос подхватило гулкое эхо, многократно усилило, заставило вздрогнуть от неожиданности.
Она подвела Катю к неприметной двери и остановилась у пологих ступеней. — Я дальше не пойду, — выдохнула она, — Стар только тебя же звал…
— Заходи — заходи, Яруша, — послышалось из дома.
Катя, затаив дыхание, вошла. Дерево, хранившее тепло зимой и защищавшее от полуденного зноя летом, пахло смолой и свежестью, к ним примешивались острые ароматы степных трав.
Глаза, непривыкшие к полумраку, вылавливали из темноты лишь неясные блики. Они постепенно проявлялись, словно снимок на полароидной бумаге, и она, наконец, смогла разглядеть жилище волхва Стара.
Высокий потолок. Лампады в глубоких нишах по обе стороны от входа, источавшие тонкий аромат лаванды и мяты. Сказочные росписи на стенах: глубокий старец в тяжелом плаще стоит в чаще леса, опершись обеими руками на посох; над равниной плывет по облакам белый лебедь, запряженный в золотую колесницу, в которой сидит прекрасная золотоволосая дева. Большой белокаменный город возвышается на холме, и как бы вырастает из него, защищенный двумя рядами могучей крепостной стеной, с многочисленными башнями, переходами и мостами.
С правой стороны от входа Катя увидела низкую арку и лестницу, ведшую вниз.