Посол

Два пенных притока, извиваясь, спускались с гор, петлей охватывая лощину, прежде чем слиться воедино в реке Тобол возле покатого холма, на вершине которого стоял разрушенный замок из черного камня — руины, укрытые снегом. Поместье отца, брошенное, никому не нужное. Заостренные балки крыши торчали из стен, словно пронзившие их копья, а там, где когда-то красовался бревенчатый частокол, теперь остались лишь наполненные снегом выемки и пара расщепленных столбов.

Дом.

Чуть дальше земля плавно поднималась к густому, темному лесу, в котором теснились вечнозеленые деревья, а за ними, вдалеке, маячили снеговые шапки пиков гор Края Света. В великолепном ясном небе кружили вороны, громко каркая в своем воздушном королевстве, приветствуя вернувшегося домой.

Саша принялся спускаться в долину, пробираясь через снеговые заносы. Однако чем ближе он подходил к месту, где все началось, тем большая тяжесть давила на его сердце: стыд, ужас и, наконец, освобождение — или проклятие, он не был уверен, что именно.

Приподнятое настроение и сила, разожженные его безумием, исчерпали себя за ночь пешего похода по дикой местности, и Саша упал на колени. Слезы бежали по его щекам — он смотрел вверх, на голый холм и развалины поместья на вершине.

— Почему ты так ненавидел меня? — крикнул он темному силуэту. — Почему?

Потревоженные воплем птицы вспорхнули с деревьев. Зыбкое эхо вернулось к нему, отразившись от горных склонов. Ответа не последовало, да он его и не ожидал; его отец давно уже лежал в могиле, а мать приняла все меры, чтобы какой-нибудь некромант или маг-фанатик не поднял его из земли, похоронив мужа лицом вниз и прибив его погребальные одежды к гробу серебряными гвоздями.

Он почувствовал, как слезы на его щеках превращаются в льдинки, и, пошатываясь, поднялся. Перейдя вброд мелководный приток, Кажетан начал взбираться на гору. Он запинался и покачивался, сила и смелость убывали с каждым сделанным шагом.

Пошатываясь, он добрался до развалин и привалился к обнадеживающе прочной стене. Черная кладка походила на стекло — за сотни минувших лет хлесткие ветра сгладили камни. Опираясь на стену, Кажетан обогнул здание.

Здесь земля была неровной, два снежных кургана возвышались над однообразной плоскостью вершины холма. Каждый курган венчало простое надгробие, надписи на них уже стерли стихии.

Но ему не нужно было видеть надписи, чтобы знать, что они гласят; много лет назад он выучил эти слова и сейчас помнил каждое из них.

Кажетан оторвался от стены, побрел к правой могиле и упал на колени, крепко обняв холодный гранит надгробия. Он закричал и начал медленно соскальзывать к подножию камня, пока не оказался лежащим в позе зародыша перед могилой своей матери.

— Я здесь, — прошептал Саша. — Твой прекрасный принц дома, матушка.

Саша чувствовал, что мороз пробирает его до костей, и понимал, что умрет здесь.

Это не слишком тревожило его, но вот мысль о том, что он умирает в одиночестве, вывела его из суицидальной меланхолии. Медленно, превозмогая боль, он поднялся и принялся стряхивать с могилы снег, улыбаясь, когда касался холодного твердого камня.

Руки Саши заледенели, пальцы ничего не чувствовали, когда он рыл мерзлую землю. Он сорвал ногти, из ран текла кровь, но Кажетан не останавливался.

Теперь ничто уже не помешает воссоединению. Если потребуется, он будет продолжать копать, пока от пальцев не останутся лишь окровавленные костяшки.

V

Каспар стоял на вершине утеса, нависающего над неспешным Тоболом, и допивал чай, дрожа на холодном ветру. Он смотрел на север, на мрачную, освещенную лишь редкими звездами степь. Позади него Рыцари Пантеры разводили костры, чтобы согреть лошадей и подготовить себе место для сна. Курт Бремен точил меч на стареньком оселке, хотя Каспар был уверен, что оружие рыцаря и без того остро, насколько это только возможно.

Находиться в степи так далеко на севере было опасно, но Каспар знал, что, пока они осторожны, пока жгут костры только по ночам и только в низинах, самой большой опасностью являются не банды кочевников и не свирепые северные племена, а холодная пустота самой степи.

В отличие от Кажетана, скакавшего на север напрямик, они вынуждены были свернуть к западу, передвигаясь вдоль северного берега Урской и давая отдых лошадям в каждой станице, попадающейся на пути, пока не достигли того места, где Урская сливается с медлительным Тоболом. Каспар нутром чуял, что базальтовый берег приведет их туда, куда бежал безумный боец-убийца.

Окольный путь отнял у них несколько драгоценных дней, но выбора не было. Углубиться в степь означало погибнуть — Павел и Пашенко особо подчеркивали это, изучая составленный послом план поимки Кажетана. Но продвигались они довольно быстро и, по подсчетам Бремена, должны были оказаться у развилки Тобола завтра около полудня. Каспар успел уже забыть, как здорово скакать по безлюдной глуши, забыть трепет открытия неведомого, и наслаждался природой во всей ее дикости и красоте.