Посол Господина Великого (Новгородская сага - 2)

Они сидели впятером в шатре фон Вейтлингера недалеко от реки Синей, за которой виднелись укрепления Красного Городка. Московские всадники в зеленых тегиляях на низкорослых коньках гарцевали на земляном валу и грозили рыцарским сторожам кулаками. Боя не случилось - вовремя вернулся фон Вейтлингер, приказав немедленно отойти. Не столь и много было ливонцев, чтоб устраивать сечу, да не затем, честно говоря, и ехали. Сопровождали посланника магистра, а к Красному Городку подступили так, для куражу больше, даже из арбалетов не стреляли. Хотя, не появись московское войско, кто знает...

Всадник на вороном коне, в черных латах, выехав на вал, повелительно махнул рукой, и московские воины, подгоняя лошадей, скрылись в открывшихся воротах крепости. Последним, оглянувшись на рыцарские шатры, въехал в ворота черный всадник в развевающемся плаще.

Небольшой отряд рыцарей, оставив Городок, расположился на ночлег примерно в полверсте от речки Синей, у поросшей орешником балки. Разбили шатры, кнехты быстро развели костер.

- Думаю, нам не войти в монастырь даже хитростью, - продолжая начатую беседу, почесал бородку фон Вейтлингер. - Московские воины наверняка будут сопровождать нас до самых земель Ордена. А монастырь, насколько я знаю, совсем в другой стороне. Тебе ведь нужен женский?

- Я вовсе не прошу о невозможном, Куно, - Олег Иваныч протянул озябшие руки ближе к наполненной красными углями жаровне. - Просто поведал тебе о своем горе... ты ведь сам спрашивал. И совсем не просил о помощи! Спасибо, ты уже мне помог. И довольно своевременно, надо сказать!

За тонкими стенками шатра брезжил рассвет. Весело переругиваясь, кипятили на костре воду кнехты, в ореховых зарослях чирикали проснувшиеся воробьи, ржали привязанные в балке кони.

- Да, если б Софью спрятали в мужском Мирожском монастыре - было б гораздо легче, а так... В женский-то нас и на порог не пустят. Впрочем, не всех...

Олег Иваныч пристально, словно впервые увидев, рассматривал Гришаню. Рыцарь фон Вейтлингер перехватил его взгляд и усмехнулся.

- Брат Конрад, - тихо заметил он, - как раз прикупил в Пскове сурьму и румяна для своей пассии в Феллине.

- А платье? - враз просек тему Олексаха. - Хотя тоже можно в Пскове купить...

- Эй, эй... Вы что это задумали? - испуганно передернул плечами Гришаня. - Грех ведь! Да еще в пост...

- Никакой это не грех, Гриша, - заметил Олег Иваныч, - а просто-напросто лицедейство!

На следующий день, ближе к вечеру, в ворота женского монастыря постучалась молоденькая девчонка в накинутом поверх летника полушубке и круглой девичьей шапочке, отороченной бобровым мехом. Несколько нескладная и угловатая, но на лицо смазливая. В руках девчонка держала большую накрытую белой тряпицей корзину.

- Ишь, нарумянилась, словно праздник, - осуждающе покачала головою открывшая ворота черница.

- К матушке-игуменье, с рыбкой, - девчонка приоткрыла корзину.

- Ну, проходи, проходи, не стой... - закрывая ворота, буркнула черница. - Посейчас, скажу ужо матушке...

- Девица, говоришь? С рыбкой? - задумалась матушка - сухопарая, довольно хорошо сохранившаяся женщина лет сорока с белым гладким лицом. Видно, из деревни за куличами на Пасху... Ладно, зови... рыбку засолим.

- Мне б ночесь остаться, матушка, - поставив корзинку на пол, кинулась в ноги настоятельнице девка. - А то темно уж, страшно!

- А ты молитву-то чаще твори, дщерь, вот и не будет страшно! посоветовала игуменья и, как бы невзначай, провела по девичьему подбородку холодным костистым пальцем.

- Ладно, так уж тому и быть! Оставайся, синеглазая, - с придыханием произнесла она. - Ночесь придешь ко мне в келью, исповедаться.

- Благодарствую, матушка, - в пояс поклонилась девица.

В трапезной монастырской пусто было - пост, на столе бадьица с водой ключевой стояла, три послушницы-молодицы, молитву сотворив, по очереди корцом из той бадьицы воду черпали - пили. Шептались, пересмеивались грешным делом.

- Скажете ль, где водицы напиться? - неслышно проскользнула в трапезную синеглазая девчонка - не монашенская, по одежке видать.

Послушницы вздрогнули, одна аж корец из рук выронила. Упал корец на пол, водой холодной ноги окатив.

- Тьфу ты, прости Господи! - ахнули. - Думали, матушка... А ты-то кто?

- Э... Феврония я... девица.

- Со Пскова?!

- Со Пскова, со Пскова.

Обрадовались послушницы, тут же девицу Февронию утащили в келью - от матушкиных глаз подальше. Спрашивали о том, что во Пскове делается, да не встречала ли случаем Феврония Федота-кузнеца, да Акулину-прачку, да Манефу-коренщицу. То родители послушниц были. Видно, скучали девчонки в монастыре-то, не привыкли еще.

В лесу близ монастыря вечеряли двое - окольчужены, оружны, ухватисты. Костра не жгли - паслись монастырских. Лепешку постную холодным кваском запивая, на монастырь посматривали в нетерпении. Рядом четверка лошадей к деревьям привязана. Хорошие лошади, быстрые, сильные, злые - немецкие. Солнце садилось уже...

- Может, зря, Олег Иваныч, рыцарей с собою не взяли?