- Это почему ж маленький? - усомнился Олег Иваныч. Он вообще был настроен довольно мнительно насчет всего, что касалось непосредственно его персоны.
Томас объяснил - почему риск маленький. В ближайшие дни из Ревеля выходит небольшой караван в Ригу, ничего особо ценного там нет - сукно, шерсть, руда да прочая мелочь - потому купцы на охрану не тратились, да и идти-то, прости Господи, тьфу - всего ничего. Вот этот-то караван пиратов на себя и оттянет.
- Ага, оттянет. Ежели они про него узнают!
- Узнают, - заверил Евлампий. - Пираты, брат, все знают!
- К тому же "Пленитель Бурь" - корабль с осадкой малой, у самых берегов пойдете, чтоб...
- Чтоб, ежели что, на камни сесть аль на берег выброситься, - съязвил Олег Иваныч. - Чай, действует еще "береговое право"?
- Не везде, - тряхнув огненно-рыжей шевелюрой, успокоил его Томас.
Уже темнело, когда довольный Томас покинул гостеприимный для него дом православного старосты Евлампия. Шел, напевая:
Крестьянский сын в деревне жил,
Он чудо-кудри отрастил,
Они вились до самых плеч,
Чтобы волной на плечи лечь.
Как шелк был каждый локон,
Под шапкой их берег он...
За ним, таясь в тени нависающих над узкими улицами домов, кто-то скользил неслышно.
Растрепанный мальчишка-ученик арбалетной стрелой вылетел из богато украшенных дверей дома молодого мастера Томаса, споткнулся на ходу, расшиб ногу... Добрый прохожий поддержал его участливо, в сторонку отвел, подорожник приложил к коленке. Пока прикладывал, беседу вел, о жизни мальчишку расспрашивал. А что жизнь - жизнь, прямо скажем, не очень. Как отдала матушка в ученики, так тому уж два года прошло, еще впереди восемь. Новый-то хозяин, мастер Томас, еще ничего, хоть и прижимист. А уж старый-то, хоть и нехорошо так о покойниках говорить, скупердяй был - куда там! Снега зимой не выпросишь. Да и вредный - чуть что, сразу драться. Ремеслу почти совсем не учил, все больше - сбегай, принеси, подай. Слава Богу, помер. Мастер Томас ему не чета! Вчера показывал, как правильно сталь калить, вот это дело! Бегать? Да уж, побегать и при нем приходится, не без этого. Вот, как сейчас, к примеру. На ночь глядя послал в Выш-город, к какому-то шведу. Чтоб быстрей к нему в мастерскую шел... А ежели заупрямится, так, сказывал, спросить, не хочет ли швед тот стать капитаном "Повелителя Бурь". Тьфу-ты, бес попутал... "Пленителя Бурь"... Пленителя, Пленителя, Плени-теля... На днях должен отчалить в Новгород. Но... тсс... про Новгород я не говорил. Дело такое... Ой, спасибо тебе, добрый человек, побегу я...
Мальчишка похромал дальше, припадая на правую ногу. Добрый человек посмотрел ему вслед единственным глазом и усмехнулся...
- "Пленитель Бурь", говоришь? В Новгород? Ну-ну.
С утра пораньше в дом герра Альтмайера, агента Ганзейского союза в Ревеле, постучали. Старый слуга, кряхтя, спустился по узкой лестнице вниз, осторожно заглянул в глазок, забранный крепкой решеткой. Странный посетитель. Одет бедно, да еще и кривой на один глаз. А ведь, как гласит примета, - встретить с утра кривого - к несчастью.
- Что вам угодно?
- Господина Альтмайера, - с каким-то варварским акцентом смиренно ответствовал одноглазый. - Дело идет о чести и прибылях Ганзы. Скажи господину, что пришел тот самый Спиридон, что не раз докладывал ему о пиратах.
- Ждите.
Кривой Спиридон - естественно, это был он - покорно уселся на высокие ступеньки крыльца, напротив резной двери. Скрывая небо, над ним нависал второй этаж здания, с закрытыми ставнями, над ним выдавался вперед третий...
По лестнице вновь зашаркали шаги.
- Входите.
Не прошло и часа, как Кривой Спиридон, вполне довольный, вышел из дома ганзейского агента. В карманах его матросской куртки нежной музыкой позвякивали серебряные монеты.
"Пленитель Бурь" - одномачтовый корабль какого-то неизвестного Олегу Иванычу типа - подняв парус, медленно отошел от небольшого причала у старой заброшенной мызы - приземистого строения на замшелом булыжном фундаменте. Из леса к мызе вела узкая дорога... на которой появились вдруг скачущие во весь опор всадники.
- Вон они, вон! - нахлестывая коня, во весь голос заорал первый. Уходят, триста чертей им в дышло!
Всадники, числом десятка два, подскакав ближе к морю, остановились. Их мокрые от пота лошади тяжело дышали, сбрасывая под ноги пену. В руках всадников виднелись копья и арбалеты, у седел были приторочены большие двуручные мечи. Кровавым светом поблескивали доспехи в свете клонящегося к закату солнца, на головах у большинства были круглые полуоткрытые шлемы - во Франции такие назывались саладами.
- И все-таки они ушли, - провожая недовольным взглядом уходящий корабль, констатировал факт главный - в шлеме, украшенном белыми перьями. Что ж, придется нагнать их в Нарве.
- А рыцари? - задал вопрос кто-то.
- С рыцарями - договоримся, - с усмешкой ответил главный.
Когда всадники выехали из леса, нижний край красного солнца уже опускался в море.
- В Нарву так в Нарву, - шептал про себя тот, что скакал последним, в рваной матросской куртке, с единственным, горящим злобным огнем, глазом.