Посол Господина Великого (Новгородская сага - 2)

Эрик Свенсон, новоявленный капитан "Пленителя Бурь", оказался человеком приятным во всех отношениях, вот только по-русски почти совсем не говорил да слишком уж не дурак был выпить. Пил профессионально - в принципе, все! На что уж Олег Иваныч в этом смысле был в родном РОВД закаленный, но и тот признавал, что по сравнению со Свенсоном он - жалкий любитель. Всяких там медов стоялых, мальвазей-романей и прочего...

Ревель, как член Ганзейского союза, практически полностью контролировал ту часть торговли с Новгородом, которая шла через Финский залив. Перевозили ли товар по воде - через Неву и Нарову, тащились ли по суше, проклиная дороги и лесных Шишей, где бы ни шли - все импортируемые из Новгорода товары разгружались и взвешивались в Ревеле. За этим пристально следил главный ганзейский агент Бруно Альтмайер. Его люди знали все: сколько стоил ласт воска в Новгороде и за сколько его продадут в Любеке, какими мехами будут торговать в Выборге, а какими - в Нарве, сколько берут лоцманы в устье Невы в мае и сколько в июле, даже - нападут или нет пираты на очередной купеческий караван - и это мог с большой долей вероятности предсказать герр Альтмайер - маленький сухонький старикашка с морщинистым, похожим на высохшую воблу лицом и вечно слезящимися от конъюнктивита глазами. Уже не только деньги - информация - вот что было главным божеством Альтмайера, когда-то мелкого ганзейского клерка. Лет тридцать назад сидел тогда еще молодой Бруно в конторе в Любеке да переписывал сведения в пыльные толстые гроссбухи. Естественно, вызывал насмешки сверстников, как книжный червь и канцелярская крыса. Хмурился Бруно, но насмешки терпел - слабосилен да трусоват был с детства. Однако умом востер был, да к тому ж услужлив. Не ленился, слово хозяйское исполняя, самолично куда надо бегать. Так и приметили его люди, в Ганзейском союзе не последние. А приметив, по службе повысили - стал Бруно Альтмайер по-первости помощником начальника фактории в Новгороде, там долго не задержался - новая должность светила, в Брюгге. Да и там не усидел - умер прежний агент в Ревеле. Тут и пригодился Бруно с его познаниями в торговле русской. Теперь у него свой каменный дом в Ревеле, приличный доход, почет и всеобщее уважение. Ну, и власть, конечно. Где вы, друзья-пересмешники? Сгинули, кто в бою, кто в пучине, кто в пьянстве - от бедности. Досмеялись, гопники голоштанные...

Знал об Альтмайере и капитан Свенсон, на что способен старец сей представлял себе хорошо. Потому и спешил, даже за вином, когда запасы кончились, лодку не посылал к побережью. Ну его... Места тянулись дикие, пустынные, всякое случиться могло. Вот придем в Нарву - уж тогда свое наверстаем! В Нарве-то, порту орденском, ганзейцы особо наглеть не посмеют. Великий магистр Вольтус фон Герзе не очень-то их любит. А чего любить конкурентов? Правда, в Финском заливе до устья Невы-реки путь опасен Альтмайер вполне мог и пиратов натравить, с него станется! Потому думал Свенсон с попутным караваном дальше в Хольмгард идти. Хольмгард - так он по старинке величал Новгород. На орденский-то флот вряд ли пираты накинутся, да и, говорят, потрепали их тут недавно - многим головенки поотрубали, кого и на галеры отправили. И, по мнению Свенсона, правильно. Ведь нет ничего такого на этом свете, чего бы нельзя было достичь умом и хитростью. Ну, добавив чуть-чуть мошенничества. Так, самую малость. Как, к примеру, сейчас. Очень удачно купил этот ревельский парень, Томас, кипрскую медь. И хорошо, что не продал ее у себя в Ревеле. В Новгороде-то в несколько раз больше выручит - да там кое-что прикупит, продаст... С денег тех - и Свенсона доля. Потому - старался. В руках себя держал, много не пил, так, пару кувшинчиков под разговор с приятелем Томаса, новгородцем Олегом. Говорил, конечно, больше сам Свенсон, причем по-шведски. Лишь иногда вставлял пару немецких фраз, что для Олега Иваныча сути дела не меняло нисколько - он что в немецком, что, тем более, в шведском - ни в зуб ногой. Того сам пред собой стыдился, зарок дал, ежели сладится все - обязательно в Новгороде за языки засядет, выучит, да хоть тот же немецкий, вернее, тот его диалект, который был в ходу в Ливонии. Нужное это дело, оказывается! Вот знал бы - не сидел бы, как пентюх, башкой невпопад качая.

Набранные Свенсоном матросы, немцы да эсты - человек с полтора десятка - вид имели жуткий, разбойничий: волоса растрепаны, косынками разноцветными повязаны, фуфайки без рукавов, рожи такие - что только в страшном сне приснятся! Однако дело свое знали и капитана слушались беспрекословно. Видно, тоже свою долю имели.

Русского языка не знал никто. Скучно было плыть Олегу Иванычу, тоскливо. Уныло тянулась по правому борту низкая полоска берега, вокруг колыхалось серое давно надоевшее море. При перемене галса хлопал парусом ветер, слюнявя пальцы, что-то кричали друг другу матросы - не поймешь, то ли радовались, то ли ругались.