Посол Урус Шайтана(1-2 кн.)

Он закрыл глаза и, обессиленный, затих.

ЧИГИРИН

1

Шла третья неделя осады Чигирина. Русско-украинское войско переправилось возле Бужина на правый берег Днепра, в решительном бою отбросило турок и татар за Тясмин, захватило Калиновый мост и установило связь с осажденными. Но несмотря на то что турки потеряли двадцать восемь пушек, множество возов с порохом, табуны скота и коней, несмотря на то что в истоптанном бурьяне остались лежать сотни воинов падишаха, великий визирь Мустафа располагал еще достаточными силами, чтобы не впасть в отчаяние и не повторить прошлогодней ошибки Ибрагима-паши — сняться без генеральной битвы с позиций и бежать.

Когда войска остановились на укрепленном правом берегу Тясмина, а урусы, как донесли лазутчики, не проявляли намерения форсировать реку и с ходу напасть на турецкие позиции, Кара-Мустафа приказал всем пашам собраться на военный совет.

Большой роскошный шатер визиря еле вместил всех наивысших военачальников.

Кара-Мустафа сидел мрачный, насупленный, черный, как головешка. Паши молча переглядывались, ожидая страшную взбучку за поражение. Только надменный и хитрый хан Мюрад-Гирей держался независимо, давая всем понять, что ему все нипочем. За его спиной — пятьдесят тысяч всадников.

Но визирь заговорил необычным для себя тоном — тихо, без раздражения:

— Доблестные воины падишаха, аллах покарал нас за то, что мы принесли сюда, в дикие степи сарматов [137], мало ненависти в своих сердцах к неверным, мало мужества и желания прославить великую державу османов, солнцеликого хандкара и себя… Вот уже наступает четвертая неделя осады, а мы никак не можем взять этот проклятый город! А вчера и сегодня вынуждены были показать спины воинам гетмана Самойловича и Ромодана-паши… Позор нам!.. И я хочу спросить вас, прославленные полководцы, — и тебя, Ахмет паша египетский, и тебя, Суваш, паша константинопольский, и тебя, Кур-паша, и тебя, Чурум-паша, и всех вас, воинов, в чьей доблести я никогда не сомневался: почему мы, имея вдвое больше войска, чем у урусов, вынуждены сегодня позорно бежать с поля боя? Ну?

Наступило тяжелое молчание.

Кара-Мустафа застыл, как черная статуя.

Первым поднялся Ахмет-паша. Шелковым шарфиком вытер пот со лба. Начал негромко:

— Великий визирь и все доблестное воинство, по долгому раздумью я пришел к заключению, что по неведомым мне причинам аллах отступился от нас и уже не одаряет своих защитников милостью своею… Ничем иным я не могу объяснить гибель многих воинов ислама и потерю пушек… Мое войско уменьшилось на треть. А к урусам прибыли с севера свежие силы… Я не вижу возможности продолжать эту длительную и опасную для нашей славы войну. Я никогда не был трусом, но сейчас в мое сердце закрадывается страх. Аллах отступился от нас, и неверные могут одолеть нас… Поэтому я за немедленное почетное отступление, иначе и наше непобедимое войско погибнет, и все пушки потеряем. Утрачена будет честь державы до самого воскресения мертвых, а мы за это будем прокляты на веки вечные!

Ахмет-паша поклонился и сел.

Все молчали, хмурые, удрученные. Каждый понимал, что если до сих пор двухсоттысячное войско не смогло взять Чигирин, на валах которого до вчерашнего дня оставалось не более семи-восьми тысяч вконец измученных, изможденных стрельцов и казаков, то теперь, после того как урусы стали на левом берегу Тясмина и имеют свободный доступ в город, только чудо может помочь туркам и татарам добиться победы.

Наконец молчание нарушил Кур-паша. С большим трудом поднял тяжелое тучное тело, перевел дух, словно взобрался на высокую гору.

— Великий визирь, силы войска исчерпаны. Ни подкопы, ни мины, ни апроши [138]

, ни беспрерывный обстрел из пушек, ни бой на самих стенах — ничто не помогло сынам Магомета взять осажденный город. Мы ощущаем недостачу во всем: мало хлеба, не хватает пороха, лишь на один-два штурма бомб и ядер. Зато много убитых, раненых и больных..

— Чего же хочет Кур-паша? — спросил визирь.

— Почетного отступления.

— Такого, как в прошлом году? Тогда мы почетно отступили…

Хан Мюрад-Гирей судорожно вскочил с места. Злобно сверкнул на Кур-пашу черными раскосыми глазами.

— Великий визирь, славные и мужественные воины Магомета! Достоинство веры и державы нашей, а также честь самого падишаха требуют от нас одного — победы!.. Я помню, как в прошлом году, почти в это самое время и на этом же месте, мой предшественник хан Селим-Гирей на совете у Ибрагима-паши говорил то же самое, что говорят сейчас Ахмет-паша и Кур-паша. Кто забыл, я напомню. Вот его слова: «Войско исламское, что находится в лагере и окопах, не сможет сейчас выстоять против неверных. Если осада продлится еще дня два, то и победоносное воинство, и снаряды, и пушки наши — все пропадет, а мы будем покрыты позором. Благоразумнее всего вывести из окопов войско, вытянуть пушки и возвращаться, сохраняя силы, по спасительному пути отступления…» Разве не то же самое сегодня говорят славные паши? Но я вас спрашиваю: где сейчас хан Селим-Гирей и визирь Ибрагим-паша?