Посол Урус-Шайтана

— Не тужите, найдется Стеха! — успокаивал Арсен родных, хотя у самого похолодело сердце. — А сейчас принимайте гостей… Моих друзей… С самой Турции добирались…

Подъехали всадники. Здесь были: Златка, Спыхальский, Роман, Грива, Яцько. Между двух коней, на плотной попоне, под присмотром Якуба лежал Младен.

Арсен кратко объяснил друзьям, какое горе пришло в дом. Печаль покрыла их лица.

— Перун ясный! — пробасил Спыхальский. — И тут лихо! Когда только люди избавятся от него?

Прибывшие завели коней во двор. Дед Оноприй вынес из риги сено. Младена внесли в хату, положили на кровать.

Хуторяне начали понемногу расходиться. Только дети и самые любопытные разглядывали смуглого, серебристоголового турка и усатого горделивого великана, который перемежал речь польскими словами.

Вдруг во двор вбежал взволнованный Иваник.

— Нашел! — выкрикнул он. Увидев Звенигору и незнакомых людей, смутился и уже тише добавил: — Знаешь-Понимаешь, тово… след нашел!

— Где?

Все кинулись к нему. Обступили. Арсен схватил его за плечо:

— Говори! Где Стеха? Куда ведут следы?

— Э-е, знаешь-понимаешь, тово… и не знаю… Я только в-вот ленту девичью н-нашел… В-вот!..

Он разжал маленький кулачок. На ладони рдела шелковая ленточка от косы.

— Это Стешина! — вскрикнула мать.

Арсен не раздумывал:

— Веди скорее! Покажи место, где ленту нашел, дядько Иван!

Все повалили на луг.

— Вот тут! — показал Иваник на истоптанную траву под кустом ракитника.

Арсен внимательно осмотрел следы. Они четко были видны на влажном иле. Вот отпечаток небольшой босой ноги. Это, конечно, Стешин… Здесь она стояла долго. Должно быть, косы расчесывала. Не зря же именно здесь и нашли ленту. А вот и несколько белокурых волосков на ветке ракитника. Постой-постой, а это что? Чуть дальше — следы от сапог…

— Роман, посмотри! — позвал друга Арсен.

Роман вышел из толпы и нагнулся рядом.

— Тут было, кроме девушки, двое мужчин, — произнес он уверенно. Как и запорожцы, дончаки умели находить по следу дичь, а если требовалось, то и врага. — Видишь, следы разные: один — от сапог, узкий, длинный со стоптанными каблуками, а другой — короче, на нем ясно видны отпечатки подковок…

— Значит, это не татары. Татарские чирики таких следов не оставляют, да никогда с подковками и не бывают.

— Конечно, не татарские… Тогда чьи?

Арсен ничего не ответил. Сделал знак Роману рукой и, приглядываясь к притоптанной траве и растрепанным кустам ракитника, нырнул в заросли. Роман поспешил за ним.

След вскоре вывел к лесу. Казаки несколько замедлили шаг. Земля здесь была сухой и следов не сохранила. Только сбитая головка сон-травы или сломанный плечом гнилой сучок кое-как указывали путь.

В овраге, под горой, нашли следы ночлега. Вытоптанная копытами трава, свежий конский помет и огрызки сухарей говорили о том, что здесь ночевало несколько всадников и что уехали они отсюда не раньше сегодняшнего утра.

Не представляло труда проследить, куда они направились: кованые лошади оставляли такой выразительный след, что с него трудно было сбиться. Под горою Роман нашел подкову и положил себе в карман. Это была счастливая примета.

Когда поднялись вверх, где кончался лес и начиналась степь, и, увидев, что отсюда следы повернули на юг, в сторону Днепра, казаки остановились.

— Не догнать, — сказал сокрушенно Роман.

— Да, пешком не догонишь, — согласился Звенигора. — Есть же кони!.. Да и теперь я, кажется, догадываюсь, чья тут работа.

— Чья?

— Чернобая! Я рассказывал тебе о нем… Похищение и продажу красивых девчат он сделал своим ремеслом. Решил, что на этом можно нажиться больше, чем выращивать хлеб и разводить скот. Собака!

— А может, кто другой тоже занимается этим подлым промыслом?

— Вполне возможно. Но, думаю, они все связаны одной ниточкой. Если хорошенько прижать Чернобая, то клубок распутается! Но мне почему-то кажется, что Стеха не минует Чернобаевки… Не будем терять времени, Роман. Айда домой!..

3

С Арсеном, кроме Романа, пана Мартына, Гривы и Яцько, выехало из Дубовой Балки еще пятнадцать добровольцев. Все — бывалые казаки Лубенского полка. Один Иваник никогда не нюхал пороха и не слышал посвиста татарских стрел, но Арсен не смог отказать ему: очень просился человечек.

— Да ладно, пусть идет! — махнул рукой и тут же пожалел.

Не успел Иваник взобраться с колоды на высокого гнедого коня, которому не доставал головою и до загривка, как во двор влетела дебелая молодка. Лицо ее пылало гневом, глаза блестели, сорочка распахнута, из-под очипка[100] выбилась коса. Заметив Иваника, что пригнулся к гриве коня, стараясь быть незаметным, молодица в сердцах ударила кулаком о кулак.

— А черт бы тебя побрал, муженек! — завопила она. — В какую это дорогу ты собрался, бродяга этакий, головой бы тебя об нее било!.. Обзавелся детишками, а теперь на кого покидаешь их, сорвиголова! Или я двужильная — тянуть лямку и за себя и за тебя, разбойник ты несчастный?

Сорвиголова и разбойник совсем сник и побледнел, от этого стал казаться еще меньше.

— Зинка, п-прошу т-т-тебя, перестань кричать, — взмолился тихо. — Люди ведь кругом! Что п-подумают… знаешь-понимаешь!