Посольство

- Скажите по секрету, Джей, ведь британцами вы, кажется, довольны? "Особые отношения" и прочее. Да? Ну, так скажите, вы хоть раз спросили мнение Лондона? Хоть раз проконсульти-ровались с ними о чем-нибудь?

- Уверен, что это происходит постоянно.

- Да? А вот я уверен, что консультациями вы называете уведомление ваших союзников о том, что вы уже сделали. А чаще всего вы их вообще не удостаиваете такой чести. Быть союзнико США - значит не принимать совместно с ними решения, а лишь одобрять уже принятые.

- Слушаешь вас - и как будто "Юманите" читаешь.

- Разумеется, вы умеете придавать этому вполне благопристойный вид, вы не жалеете денег и сил на мощную политическую рекламу - и все предстает так гармонично и прелестно, в стиле "друзья встречаются вновь". Но сознайтесь, Джей, хотя бы себе самому, что даже британцы - самая близкая вам нация никогда не влияли на выработку и принятие решений.

- Наша дружба с Англией для вас - кость в горле. Уж не ревнуете ли вы?

- Да-да-да, Британия - это пятьдесят первый штат, а Франция скатывается в объятия коммунистов. Однако Британия торгует с Восточным блоком куда шире, чем мы. Все понятно, вы ненавидите де Голля за то, что он не желает плясать под вашу дудку, как все прочие. Он осмеливается иметь и отстаивать собственное мнение, и вы этого перенести не в силах.

- Может быть, хватит? - вмешался Гэмбл.

Котт, разгоряченный спором, со смехом похлопал Остина по плечу. Тот сосредоточенно раскуривал сигарету, но через минуту со свойственной ему порывистостью раздавил её в пепельнице.

- Джим, ты читал в "Тайме", что Сайгон приводится в порядок? Тамошние власти смотрят на вещи здраво и потому решили легализовать публичные дома. Законопроект был внесен министром социального обеспечения Нгуен Фу Ке.

Все засмеялись.

- И прошло? - спросил Гэмбл.

- Еще бы ему не пройти!

- Я написал в редакцию, - продолжал Остин. - "Примите поздравления по случаю блестящего репортажа о наведении порядка в Сайгоне. Многие, правда, считают, что с задачей легализации проституции успешней, чем министр, справился бы его сын Фук Ке, являющийся крупным специалистом в этой области".

Снова раздался общий смех, и Гэмбл оценил умение Остина разрядить атмосферу. Он стал пробираться к выходу и в дверях соседней комнаты вдруг услышал:

- Она здесь работает?

- Здесь. Девушка весьма смышленая, она выяснит, здесь ли он. Итак, держим связь?

- Отлично.

Гэмбл по голосам узнал говоривших: это были корреспон - денты двух английских утренних газет. Фамилия одного была Эффингэм.("Это вы Эффингэм? - Прилагаю к этому все усилия, сэр"). Он постарался пройти незамеченным. Этого только не хватало: журналисты получают информацию через служащих посольства. Надо бы предупредить Шеннона.

- Друг мой... - окликнули его по-французски.

Гэмбл, вздрогнув от неожиданности, заставил себя любезно улыбнуться:

- Мадам?

Это была Мадлен Бабироль, старейшая швейцарская журна - листка, разнюхивавшая тайны министерских канцелярий ещё - как казалось Гэмблу - от сотворения мира и уж, во всяком случае, задолго до Гитлера. В старые добрые времена про неё говорили, что достаточно взять репортаж мадам Баби - роль, вывернуть его наизнанку и получить представление об описываемых событиях немного более точное, чем астрологи - ческий прогноз на неделю.

Выглядела мадам Бабироль так, словно дня четыре пролежала в могиле, а потом была поспешно откопана и облачена в черны бархатный редингот, шарф и сапожки - хоть сейчас в седло. Седые волосы её, собранные на макушке в крохотный пучок-крышечку, толстые щеки, расширявшиеся книзу и там переходящие в двойной подбородок в сочетании с золотым пенсне делали её поразительно похожей на престарелую недоваренную черепаху.

- Скашите, дрюг мой, бюдет ли коммюнике? - прозвучал голос, раздававшийся когда-то в кулуарах Лиги Наций и в бункере Гитлера.

- Вероятно, но наверное сказать не могу.

- Но во всяком слючае минют пиять у нас ещё есть?

- Разумеется, мадам.

- Эй, Джим! - сейчас же окликнули его снова. - Ты это ви-дел? - Хигсон протягивал ему дневной выпуск "Франс-Суар".

Всю первую полосу под гигантским заголовком "ПОХИЩЕНИЕ" занимали две фотографии - чуть туманные "крупешники", снятые камерами с телескопическими объективами. На одной боролись трое мужчин, а за спиной у них возвышалось здание, которое при желании можно было счесть посольством. Фотография была снабжена стрелками и подписями: "русский С.А.Горенко", "агент ЦРУ", "мосье Х, сотрудник посольства". Гэмбл всматривался, стараясь узнать в этом "Х" Шеннона. Четвертый персонаж, видный со спины, тоже был обозначен как "агент ЦРУ".

На другом снимке был запечатлен двор посольства и двое мужчин, явно замышлявших недоброе. Подписи поясняли: "мосье Дюнинже, сотрудник посольства, и мосье Рухмайер, агент ЦРУ". Ну, хорошо, первый - это, очевидно, Даннинджер, но кто такой это загадочный Рухмайер, Гэмбл понятия не имел.

Его плотно обступили журналисты.