Шестого июня нас опять позвали во дворец. Там тот же человек, который до этого уже говорил с нами, повторил то, о чем приставу приказано было объявить нам. Но мы отвечали, что заметили недовольство Великого князя нами и покорно просили бы послать сопроводительные письма для других послов, и что его царское величество тем временем согласилось бы подтвердить мир со Шведским государством, дав нашему великодержавному и милостивому королю это письмо. Но так как мы незадолго до этого узнали от надежных посредников, что против нас замышляют много дурного, позорного и что нам уготовано суровое тюремное заключение, а свиту разгонят, мы сказали, что желаем упомянутым образом вести в Новгороде переговоры о подтверждении мира. Это я добавил уже в самом конце, когда не оставалось иного выбора. Они согласились с этим, а когда засомневались, одобрит ли это его королевское величество, мы ответили, что в нашей инструкции указано, что мы можем доверительно беседовать о мире между обоими государствами по такому обычаю, который короли Швеции еще в древности утвердили и который до нынешних времен был в силе. Чтобы убедиться в этом, они принесли королевские письма, которые мы привезли для Великого князя. Прочитав их, они обещали доложить об этом совету бояр, чтобы он, совет, мог говорить за нас перед русским царем и Великим. князем о примирении с нами и чтобы он соизволил утвердить мир с нашим королем. Они посоветовали, чтобы сразу, как нас позовут к боярам, постараться уговорить их поддержать нашу просьбу. Как раз в это время в Москву прибыл враг нашей страны, одноглазый великий князь Ливонии Магнус 41
, который все испортил, настроив против нас царя.Одиннадцатого числа того же месяца нас отвели во дворец, в тот же самый дом, где мы уже были. После традиционного приветствия нас спросили, собираемся ли мы оставаться на своей позиции, на что получили ответ, что мы своего мнения не изменили и можем подтвердить это честным словом. Они ответили, что это наше дело. Мы попросили рекомендовать нас Великому князю и совету бояр, и они обещали сделать это. Некоторое время мы ждали, пока дьяк был на приеме, потом нас проводили во дворец. Там находилось около 15 старейшин-совет бояр Московского государства. После приветствия Матиас Шуберт по шведскому обычаю сказал: "Его царское величество увидел, что наш великодержавный и милостивый король готов отправить послов для закрепления мира между обоими государствами, возобновления и поддержания его дружественными договорами. Для того мы здесь, чтобы сделать это по приказу и от имени нашего короля, прося его царское величество утвердить договор о дружбе и крепком мире и поддерживать его как можно дольше. С этой целью мы просим покорно, чтобы его царское величество смягчил свой гнев, проявил милосердие и относился бы к нам по-отечески. Тогда мы со своей стороны готовы по прежнему обычаю целованием креста подтвердить мирный договор в Новгороде, а затем от имени Ливонии твердым честным словом подкрепить его в Дерпте". И, наконец, просили, чтобы после того, как благосклонным содействием царского величества мир будет заключен, нам разрешили вернуться на родину. Совет бояр обещал передать это Великому князю и русскому царю. Мы заметили также, что нуждаемся в дополнительной еде и напитках, поскольку пища у нас очень скудная. Затем мы попрощались.
После этого посещения весь остаток лета мы довольствовались всевозможными бесчисленными обещаниями. Сначала нужно было якобы решать дела польских послов, говорят, очень щепетильные и важные. Так что нам нужно отложить наши дела, и сразу, как только они решатся, мы отправимся на родину. Этой надеждой тешили нас и сам пристав, и все его помощники, добавляя к этому, что скоро будут давать больше пищи. Это произошло в Иванов день 42
-тогда к нашей "милостыне" добавили 1/2 рубля, так как русские видели, что мы живем в большой нужде. Эту прибавку мы получали до праздника Марии Магдалины 43, когда стало известно, что из Швеции прибыли гонцы. После их прибытия положение опять стало плачевным. Может, это произошло из-за того, что они услышали от гонцов или вычитали из посланий более тяжелые условия, чем хотели. В течение многих дней нам совсем не приносили с базара еды, так что те, у кого еще оставались деньги, покупали хлеб, а те, у кого их не было, голодали. Тщетно ожидали мы уменьшения наших бед или освобождения из этого заключения.