— Ну ты не стой — замёрзнешь. Иди дальше. И руки в карманы спрячь.
Мы пошли.
— Ну?
— Знаешь Петраса Вилкаса? — спросил он.
Петрас Вилкас. Брат моего отца. Отец Йоанны.
— Да, — ответила я. — Он мой дядя. Йоанна — моя лучшая подруга.
— А это кто — его дочь?
Я кивнула.
— Ну так вот почему вас депортировали, — сказал он, растирая руки в рукавицах. — Твоя мать знает. Просто тебе не говорила. Вот почему.
— Что вы хотите сказать этим своим «вот почему»? Откуда вы знаете?
— А какая разница откуда? Твой дядя сбежал из Литвы перед тем, как вас депортировали.
— Вы врёте!
— Правда? У твоей тёти девичья фамилия немецкая. Вот семья твоего дяди и сбежала — возможно, как репатрианты[9], через Германию. А твой отец им помогал. Он принимал участие в побеге. Поэтому твою семью внесли в список. Твоего отца посадили в тюрьму, вы тут подохнете в этом арктическом аду, а твоя лучшая подруга сейчас, наверное, живёт в Америке.
Что он несёт? Йоанна сбежала и подалась в Америку? Но как такое возможно?
Очень даже возможно.
За свободу Йоанны я отдала свою.
— Что угодно отдал бы за сигарету, — произнёс Лысый.
74
— Но почему вы мне не сказали?
— Мы пытались защитить твоего дядю. А они собирались помочь нам, — объяснила мама.
— Помочь в чём? — спросил Йонас.
— Сбежать, — прошептала мама.
Не было необходимости говорить тише. Все притворялись, что заняты своими ногтями или одеждой, однако они слышали каждое слово. Только Янина внимательно смотрела. Она сидела на коленях возле Йонаса, вылавливая вшей из бровей.
— Прибыв в Германию, они собирались оформить и нам документы на репатриацию.
— А как это — репатриация? — спросила Янина.
— Это когда возвращаются туда, откуда походит твой род, — объяснила я.
— А вы немцы? — спросила она у мамы.
— Нет, милая. Но моя невестка и её семья родились в Германии, — сказала мама. — Мы считали, что через них сможем сделать документы.
— А папа им помогал? Поэтому он был соучастником? — спросила я.
— Соучастником? Он не преступник, Лина. И да, он им помогал. Они ведь наша семья.
— Значит, Йоанна в Германии? — спросила я.
— Скорее всего, — ответила мама. — Но потом всё пошло наперекосяк. Когда они выехали, папа узнал, что в апреле НКВД обыскало их дом. Наверное, кто-то донёс.
— Кому нужно такое делать? — не понял Йонас.
— Литовцам, которые сотрудничают с советской властью. Они рассказывают про других людей, чтобы защитить себя.
Кто-то судорожно закашлял.
— Поверить не могу — как это Йоанна мне не сказала!
— А Йоанна не знала! Родители, понятное дело, ей ничего не сказали. Боялись, что она кому-нибудь расскажет. Она думала, что они едут в гости к друзьям их семьи, — объяснила мама.
— Андрюс говорил, в НКВД думали, что у его отца международные контакты. Так СССР считает, что у папы есть связь с кем-то за пределами Литвы, — тихо сказал Йонас. — Значит, он в опасности.
Мама кивнула. Янина встала и легла возле своей матери.
В моей голове проносились разные мысли. Не успевала я разобраться с одной, как появлялась другая. Мы страдаем, а семья Йоанны беспечно и с комфортом живёт в Германии. Мы отдали свои жизни за их жизни. Мама сердилась, что Лысый мне об этом рассказал. Она доверила ему тайну. А он разболтал её за возможность пять минут поносить рукавицы. Неужели маме с папой не приходило на ум доверить секрет нам? Думали ли они о последствиях, когда собирались помогать им сбежать? Я чесала затылок. Вши выкусали мне там целую тропу.