Работы Владимира Кантора не могли быть напечатаны во время советского режима. Не потому что были антисоветскими, а потому что стояли по другую сторону советской реальности. Но был и еще один момент – сам Кантор, осознавая свою «инакость», не стремился к громкой славе. Более важным было внутреннее постижение опытов литературы, науки и философии. В 2005 г. французский журнал «Le Nouvel Observateur» включил Владимира Кантора в список 25 крупнейших мыслителей современности. Об истоках философской прозы и детских сюжетах с Владимиром КАНТОРОМ беседовала Елена ПОГОРЕЛАЯ.
Владимир Карлович, Вы – известный писатель, литературовед, культуролог, философ, преподаватель; более 40 лет Вы пишете прозу и одновременно успеваете публиковать, рецензировать, комментировать философские и публицистические сочинения. Скажите, что для Вас первично и наиболее важно? Художественная (автобиографическая?) или научная проза стала для Вас литературным началом?
«Володя-двудомный». Фото из архива Владимира Кантора
Вопрос очень важный и, несмотря, на кажущееся простодушие, очень сложный. Для меня, по крайней мере. Я начинал с писания рассказов и повестей, в четырнадцать-шестнадцать лет уже было написано с десяток рассказов. Они нравились родителям и друзьям дома (тут я запинаюсь, надо, наверно, объяснить, о ком я говорю). Отец мой Карл Кантор был профессиональный философ, его друзья, о которых я говорю, – это его брат, мой дядя, знаменитый разведчик и писатель Алексей Коробицин, писатель Николай Евдокимов, поэт Наум Коржавин и кинорежиссер Григорий Чухрай. Перечислил и слышу вопрос: так, наверно, проблем не было? Были, поскольку тогда эти люди были почти неизвестны. Коржавин был весь в самиздате, Коробицин сам только начинал писать, лучшие вещи Евдокимова были впереди. Чухрай только снял «Сорок первый», который пустили третьим экраном. Конечно, им было приятно, что сын друга пишет прозу. Но такая была моральная установка, что никому в голову не приходило меня как-то протежировать.