Читаем Посреди времен, или Карта моей памяти полностью

Домой Кир вернулся не в лучшем настроении. Но он не мог себе представить, что когда-нибудь покинет свой дом, свой двор, своих друзей, он был все же очень домашний мальчик. Да и свои задачи надо было решать, Юрка был прав. И на следующий день он со всеми документами был в военкомате, записался на медкомиссию. Было много парней примерно возраста Кира, были они все коротко стрижены, почти как Мост. «От хозяина?» – вспомнил он выражение Моста. И когда, ожидая своей очереди, вышел на крыльцо покурить, спросил у белобрысого парня, который уже курил там, прислонясь к стене: «Давно от хозяина?» Тот с любопытством уставился на Кира: «Откуда знаешь? Ну да, три года волкам отдал, еще два – не буду. Мы здесь все такие, с одной судимостью. А ты за что был?» Кир отрицательно покачал головой: «Я там вообще не был». Парень удивился: «А как с нами попал?» «Случай». Тот хлопнул Кира по плечу: «Так мотай отсюда, пока не поздно». Кир посмотрел на него так, будто тот мог что-то посоветовать. «Разденемся, я на тебя посмотрю, – сказал белобрысый. – Может, что и присоветую». Поразительно, но это было общее, чаще молчаливое, но почти всехнее сопротивление военной машине. Все знали о постройке дач для генералов, об использовании солдат как рабской силы, о чудовищной дедовщине, о том, что нет военной опасности, а потому и нужды нет в огромной непрофессиональной неповоротливой армии. Родине можно ведь служить по-разному. Наука тоже ей во благо, – добавлял про себя Кир. Хотя и помнил слова военного министра Николая I генерала Сухозанета: «Без науки побеждать возможно, без дисциплины – никогда». Потом проиграли войну в Крыму. А потом в Афгане и особенно стыдно в Чечне. О том, что через тридцать лет министр обороны Сердюков будет торговать имуществом министерства, никому и в голову прийти не могло, хотя все к тому шло. Пасквилянты писали, что в Чечне офицеры продавали чеченцам своих солдат в рабство. Призывники все уже разделись до трусов и толпились перед входом в первый медкабинет, за которым шла целая анфилада кабинетов, а на выходе военные начальники принимали уже проверенный человеческий материал. Тут к Киру белобрысый подвел крутоплечего парня, в сущности уже мужика, видимо, местного лидера. Тот оглядел Кира с головы до ног, протянул руку, взял Кира за локоть: «Ну-ка повернись. Точно. Пацаны правильно сказали, что плоскостопие тебе косить надо». Что было моему Киру ответить, что, мол, он и сам знает, что делать? Нет, конечно. И он сказал: «Спасибо».


В первом кабинете измерили его рост, взвесили на весах, послушали трубочкой грудь, пару раз попросив вздохнуть, врач сказал, что в армии он наверняка сбросит лишние килограммы. И его отправили в следующий кабинет к окулисту. Со зрением все было в порядке. Следующий был хирург, который пощупал руки, ноги, велел снять трусы, взвесил на руке яйца Кира, посмотрел, ровно ли они висят, написал, что норма, и отправил дальше к лору (ухо, горло, нос). Здесь ему немного пофартило. Лором оказалась мать его бывшего одноклассника. Не глядя на вошедшего, она принялась листать принесенные ей медицинские бумаги. И вдруг вслух прочитала: «Галахтин Кир Павлович». Она удивленно посмотрела на Кира, узнавая его: «О, повзрослел! А чего с призывом подзадержался? Мой Василий уже оттрубил свою пару лет, теперь на втором курсе МАДИ…» Кир улыбнулся ей и постарался ответить нейтральным голосом: «Да я ведь сразу в университет поступил на исторический. А теперь вот сдал экзамены в аспирантуру. Но в этот поток допризывников попал случайно». Она спросила с интересом: «Как сдал-то?» Он, немного гордясь, ответил: «Все на отлично». Она улыбнулась дружески: «Молодец! Всегда был умный, мой Василий всегда говорил, что ты историю лучше всех знаешь. Чем же могу помочь? Когда зачисление в аспирантуру? Скоро?» Он грустно возразил: «Если бы! Через два месяца». Она снова пролистала его медицинское дело. Увидев последний диагноз, она взяла красный карандаш и жирно подчеркнула его: «Гипертония II степени. Стенокардия». И расписалась, что, мол, врач подчеркнул: «А то сделают вид, что не заметили. Ну, удачи тебе. Спаси Бог!» Далее врач за врачом признавали его здоровым и годным, но потом кардиолог запнулся на подчеркнутом диагнозе, позвал невропатолога, который уже пропустил Кира, постучав ему по коленкам и проверив реакцию, то есть заставив призывника достать пальцем до носу с закрытыми глазами. У Кира все было в норме, врач написал, что он годен, а тут его позвал кардиолог и ткнул карандашом в подчеркнутый диагноз. Они попросили Кира отойти, что-то написали в его деле, расписались, и кардиолог сказал: «Полежишь в больнице дня четыре в нашем отделении. Там тебя как следует проверят».


Перейти на страницу:

Все книги серии Письмена времени

Избранное. Завершение риторической эпохи
Избранное. Завершение риторической эпохи

Александр Викторович Михайлов — известный филолог, культуролог, теоретик и историк литературы. Многообразие работ ученого образует реконструируемое по мере чтения внутреннее единство — космос смысла, объемлющий всю историю европейской культуры. При очевидной широте научных интересов автора развитие его научной мысли осуществлялось в самом тесном соотнесении с проблемами исторической поэтики и философской герменевтики. В их контексте он разрабатывал свою концепцию исторической поэтики.В том включена книга «Поэтика барокко», главные темы которой: история понятия и термина «барокко», барокко как язык культуры, эмблематическое мышление эпохи, барокко в различных искусствах. Кроме того, в том включена книга «Очерки швейцарской литературы XVIII века». Главные темы работы: первая собственно филологическая практика Европы и открытие Гомера, соотношение научного и поэтического в эпоху Просвещения, диалектические отношения барокко и классицизма в швейцарской литературе.

Александр Викторович Михайлов , Александр Михайлов

Культурология / Образование и наука
Посреди времен, или Карта моей памяти
Посреди времен, или Карта моей памяти

В новой книге Владимира Кантора, писателя и философа, доктора философских наук, ординарного профессора Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» (НИУ-ВШЭ), члена Союза российских писателей, члена редколлегии журнала «Вопросы философии» читатель найдет мемуарные зарисовки из жизни российских интеллектуалов советского и постсоветского периодов. Комические сцены сопровождаются ироническими, но вполне серьезными размышлениями автора о политических и житейских ситуациях. Заметить идиотизм и комизм человеческой жизни, на взгляд автора, может лишь человек, находящийся внутри ситуации и одновременно вне ее, т. е. позиции находимости-вненаходимости. Книга ориентирована на достаточно широкий круг людей, не разучившихся читать.Значительная часть публикуемых здесь текстов была напечатана в интернетжурнале «Гефтер».

Владимир Карлович Кантор

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное