P. S. Хуже всего, что у меня пропала уверенность в себе».
Летом мы несколько раз разговаривали по телефону. А 14 декабря 2009 года она прислала мне следующее письмо:
«Мои дорогие старинные друзья![32]
Я прощаюсь с вами несколькими словами: наконец-то мне выдали [дали] “зеленый свет” из Швейцарии. Вероятно это был последний момент, потому что они принимают только людей, которые “способны решать”, то есть отвечают за себя. А мой разум пропадает все быстрее все последние месяцы. Я все еще могу реагировать и организовывать, но уже ничего не фиксирую. И я становлюсь совсем пугающей [напуганной], как мой отец в том же возрасте, поэтому я не могу больше планировать свои маршруты на улице.
Я так рада, что Ойген тем временем нашел подругу моложе себя (ему уже под семьдесят) и с ней для него возможно хорошее будущее. У нее есть дом в той же деревне где у него была милая квартира, которую он оставил в 2004 году из-за всех моих несчастных случаев и т. д. Я нашла нескольких друзей помоложе, которым можно раздать мою посуду и коллекции книг (чтобы не шокировать их своими истинными намерениями, я притворилась что переезжаю к старым швейцарским друзьям), чтобы Ойгену не пришлось заниматься разпродажей вещей из моей квартиры.
Примите мои самые сердечные пожелания, мои дорогие незабываемые друзья Дженнифер и Филипп, на долгое продолжение вашего замечательного союза и всех ваших духовных порывов!
Письмо было получено 17 декабря 2009 года. Я сразу же набрала телефонный номер Хельги. Абонент был недоступен. И остается недоступным до сих пор.
Сказать, что я была в шоке после получения этого письма, значит ничего не сказать. Невозможность точно узнать, что произошло, мучила меня. Когда возникает психический или эмоциональный кризис, мне нужны духовная помощь и руководство, поэтому я позвонила настоятельнице монастыря, с которым я связана, и рассказала ей эту ужасную историю. Сестры этого монастыря занимаются молитвой и медитацией – тем, без чего, думаю, человечество давно бы пошло вразнос. Настоятельница пообещала мне, что сестры будут молиться за Хельгу и за решение тех сложных медицинских проблем, с которыми людям приходится сталкиваться. Но монахини не только молятся: обычно они очень практичны. Настоятельница сказала: «Постарайся узнать, что случилось с Хельгой в ее последние дни и часы. Разве ты не можешь узнать адрес или, еще лучше, телефон этого места в Швейцарии и все выяснить?»
Благодарная им за то, что теперь есть кому молиться за Хельгу, я тут же нашла номер телефона «Дигнитас» в Цюрихе. К счастью, мне не пришлось сражаться с автоответчиком, мне ответил живой человек на очень хорошем английском. Я назвала ему имя – Хельга Витер, рассказала о ее намерениях и о ее последнем письме. Я сказала: «Это письмо было написано четырнадцатого декабря; а сегодня семнадцатое. Вы ожидаете ее приезда? Она у вас? Пожалуйста, скажите мне. Она жива или мертва?»
Но человек отказывался что-либо сообщить. «Это конфиденциально». «Я не могу говорить с вами об этом». «Это противозаконно». Слово «противозаконно» он повторил несколько раз. Я настаивала: «Она собиралась приехать одна, я знаю, что одна. Ее друзья должны знать, где она и что с ней». Он отвечал: «Я не могу вам сказать. Иногда люди нам звонят, чтобы узнать о муже или жене, но по закону мы не можем им ничего сказать. Иногда на нас выходит и полиция в попытках найти пропавшего человека, но мы не можем раскрывать информацию. Это было бы незаконно».
Но я все еще настаивала: «Почему незаконно? Это бессмысленно. Незаконно по отношению к кому?»