– В нашу ассоциацию входят сорок тысяч человек по всему миру. Они ожидают полной конфиденциальности и получают ее. Так обстоят дела в любой закрытой ассоциации. Я не могу помочь вам; это было бы незаконно.
Я так и не смогла ничего от него добиться, только пришла в бурную ярость. То есть дать человеку заведомо смертельно дозу барбитурата законно, а рассказать, кому же ее дали, – незаконно? Это что же за закон такой действует в Швейцарии? Регистрация рождений и смертей обязательна в любой цивилизованной стране, и это общедоступные документы. И уж точно похороны не могут быть проведены втайне, без информирования кого бы то ни было.
Еще и раньше у меня долго были серьезные сомнения относительно «Дигнитас». Я даже не понимала почему: их философия так логична и в своем роде гуманна. Но после смерти Хельги мне стало совсем не по себе.
Все Рождество я горевала о Хельге и думала, что же произошло. Труднее всего справиться с неизвестностью. Зима была очень суровой, вся Северная Европа мерзла, и я думала о том, как хрупкая старая женщина выходит из дома и одна садится в поезд, направляющийся в Цюрих. Она смогла туда добраться? Может быть, она поскользнулась на льду и сломала себе что-то еще, и если так, кто ее поднял? Или она приехала в Цюрих и просто потерялась в чужом городе? Я представляла себе, как она беспомощно бродит в эту морозную погоду не зная где, глубоко несчастная. Но, возможно, она действительно прибыла в «Дигнитас», два доктора осмотрели ее и решили, что ее умственное состояние не позволяет принимать подобные решения? Что тогда? Ее отправили назад? Но кто взял на себя ответственность за ее возвращение? Обо всем этом невыносимо думать.
Рождество – не самое подходящее время для таких тяжелых мыслей и уж совсем неподходящее для того, чтобы связываться с людьми. Я несколько раз пыталась позвонить Хельге, но трубку никто не брал.
И я решила попробовать связаться с Ойгеном.
У нас есть подруга Кэрол, которая говорит по-немецки. Она согласилась написать Ойгену от моего имени. Мы рассказали ему все, что я знала, и приложили копию ее последнего письма ко мне. Я уверена, что он понятия не имел о ее намерениях. Мы договорились отправить это письмо не в разгар рождественских и новогодних праздников, а в начале января, через три недели после письма Хельги от середины декабря. Я не знала ни фамилии, ни адреса Ойгена, поэтому мы отправили письмо по адресу Хельги в надежде, что оно как-то доберется до Ойгена. Я также написала директору компании, в которой она работала двадцать восемь лет. Конечно, Хельга давно ушла на пенсию, но все-таки должен же был найтись хоть кто-нибудь, знавший ее! Оставалось только ждать.
И я ждала, но ответа не последовало.
После Парижа мы с Хельгой редко встречались, но наша дружба продолжалась через наши письма. Нам обеим было приятно делиться новостями и мнениями, идеями и размышлениями. Горюя, люди обычно возвращаются в прошлое. Я не могла посетить место, где умерла Хельга, но мне становилось радостнее и легче, когда я писала ей письма – так же, как мы делали многие годы, только теперь я знала, что ответа не последует. Вот некоторые фразы из них.