Посреди жизни

– Но кое-что я знаю точно, совершенно точно. Ему не нужна еда. Ваши помощницы приносят ему еду, пытаются накормить, а он отворачивает голову. Они опять за свое. Это какая-то глупость, как детская игра. Он не может и не хочет есть.

И она вновь усмехнулась, ее лицо даже стало веселым.

– Разве человеку нужна каша или яичница, когда он стоит у Врат Небесных? Нет-нет. Ему нужны ясный ум и чистое сердце.

Тут я засмеялась вместе с ней и сказала, что в больнице так положено: пациентов надо кормить, иногда это даже делают насильно. Ее веселье мгновенно испарилось.

– Вы не посмеете силой кормить моего мужа! – воскликнула она.

– Уверяю вас, мы не будем больше заставлять вашего мужа есть. Но, может быть, пить?

– Я даю ему воду, она вытекает изо рта. Когда сиделка пыталась его напоить, он старался проглотить, но поперхнулся. Разве ему нужна вода, сестра?

– Всем нужна вода, чтобы жить.

– Да, но он умирает, а не живет. Это совсем другое.

Я сказала, что без воды он умрет гораздо быстрее.

– А разве это важно? – простодушно спросила она.

Я была в замешательстве. Разве это важно? Я много раз задавала себе тот же вопрос, но никогда не решалась произнести его вслух. И когда это женщина его все же задала, это меня потрясло. Не слишком ли мы усердствуем, продлевая жизни наших пациентов? И зачем мы это делаем?

Я подумала и ответила:

– Я не могу позволить пациенту из моей палаты умереть от жажды. Это противоречит моему образованию, принципам и опыту.

– Да, понимаю вас, сестра, – тихо произнесла она.

– Если он не будет пить, то его почки будут производить меньше мочи, а в том небольшом количестве мочи, которое окажется в его мочевом пузыре, будет больше крови и инфекции. Ему будет тяжело.

– Я понимаю.

– Сегодня мы планировали поставить ему капельницу.

Она вскинула голову и посмотрела мне прямо в глаза:

– Нет. Не надо капельницу…

– Почему? Ваша религия запрещает это?

– Нет. Мы методисты, а не фундаменталисты. Не думаю, что это запрещено. Просто это кажется мне неправильным, неестественным, – ее лицо осветилось нежностью. – Он скоро умрет, сестра. Мой муж – хороший человек и прожил хорошую жизнь. Дайте ему умереть с миром.

Я сказала, что поговорю с врачом. Кроме того, я предупредила ее, что, поскольку мистер Робертс почти не может принимать жидкость через рот, необходимо увлажнять и чистить ему рот и горло и что сиделка покажет ей, как это делать с помощью ватных палочек и специального раствора.

После этого разговора жена не покидала его. Семья в разных составах, от восьми до двадцати человек, обитала на первом этаже, но миссис Робертс строго смотрела за количеством людей, навещавших ее мужа. Мы перевели его в одиночную палату и не стали устанавливать капельницу. Его семья тщательно следила, чтобы его рот и горло не пересыхали, а иногда он и сам делал несколько глотков воды. Молодые члены семьи помогали сиделкам менять белье на кровати и проверять, нет ли пролежней. Им так это нравилось, что они чуть не дрались друг с другом за право помогать.

Семья обеспечивала миссис Робертс едой, а мы угощали ее чаем и кофе с нашей кухни, за которые она всегда нас благодарила.

В то утро я была очень занята, она сама понесла свою пустую чашку на кухню со словами: «Вижу, вы заняты, не хотела вас беспокоить со своей чашкой» – и сама поставила ее на сушку.

Когда она вернулась в палату, ее муж был мертв.

Иногда так бывает. Потом люди рассказывают: «Я отошел на секунду, ответить на стук в дверь, а когда вернулся, ее уже не было». Или: «Я подошла к окнам посмотреть на сад и задернуть шторы, а когда обернулась, он был мертв».

Почему так часто люди умирают в ту краткую минуту, когда на них никто не смотрит? Должна быть причина. Это происходит слишком часто для простого совпадения. Умирание не пассивно. Умирание не происходит само собой, вне знания и контроля человека. Умирание – активный процесс, в котором главное действующее лицо – душа.

Человеческая жизнь – гораздо больше, чем просто плоть, кровь, кости и мозг. Намного-намного больше. В теле горит искра жизни, живая душа. И когда она понимает, что плоть, которую она раньше оживляла, уже распадается, ей хочется выскользнуть незаметно, пока никто не видит.

Незабудки

– Покажи-ка нам свое обручальное кольцо, сестра.

Я протянула дамам, расположившимся в комнате отдыха, свою руку – пусть полюбуются.

– Какая прелесть! Дорогая, ты это кольцо береги, и своего мужа тоже. Храни их обоих как зеницу ока.

– А каков он из себя, сестра? Расскажи о нем.

Они столпились вокруг: вечный женский интерес ко всему, что касается любви и брака, не пропадает даже перед лицом смерти. Я принесла этим женщинам фотоальбом нашей свадьбы.

– А он симпатичный, – задумчиво промолвила одна из них.

– Никогда не доверяй мужчинам, – заметила ее соседка.

– Ой, не будь такой занудой. Полно и славных, и похуже. Наверняка наша медсестра выбрала кого надо.

– Мне мой руку сломал.

– А моего было не остановить. У меня было пятнадцать беременностей! А он даже на смертном одре был не прочь. Уф, сейчас его уже нет, легче стало. Бьюсь об заклад, он там и к ангелам пристает.