Посредник

Некоторое время мама молча с удивлением смотрела на меня, потом ушла в комнату и принялась рыться в ящиках. Желтый блокнотик лежал на столе. Лето 1969-го. Мне захотелось в него заглянуть. Не знаю почему. Почему мне захотелось взглянуть на ее подсчеты и списки для памяти? Но мысль, что надо заглянуть в желтый блокнотик, застряла в голове. Не давала покоя. Так уж я устроен: если вбил что-то себе в голову, то непременно должен сделать, иначе не успокоюсь. Но пришлось одуматься. Мама вернулась с фотоальбомом, положила его на стол между нами. Я перелистал несколько фотографий, которые ни о чем мне не говорили. Тут мама остановила меня, показала:

– Вот она. Тетушка Соффен в молодости.

Она сидит в плетеном кресле перед балконом. Лето. Резкие тени. Платье по щиколотку. На коленях зонтик от солнца. Личико круглое, маленькое. Похожа на щеночка. Как давно это было? У Тетушек нет возраста. Это могло быть до Рождества Христова или около того, если б тогда уже придумали снимать на пленку, я имею в виду.

– Самая красивая девушка в Христиании, – сказал я.

– Да, она действительно была хороша собой. Как и все Тетушки.

На снимке было несколько человек. За спиной у Тетушки Соффен стоял господин в белом костюме, в шляпе, из-под усов выглядывала трубка. Он опирался рукой о спинку кресла и щурил глаза, то ли из-за дыма, то ли из-за яркого солнца, то ли еще из-за чего.

– Кто этот тип?

– Не говори так.

– Кто этот джентльмен?

– Кавалер Тетушки Соффен. Француз. Кажется, музыкант.

– Господи. Вот почему, стало быть, Тетушка Соффен знает французский.

– Ты говорил с ней по-французски?

– Нет. Она со мной. И что с ним случилось?

– Они собирались пожениться. Но ничего не вышло. Он вернулся во Францию, и больше Соффен о нем не слышала.

Ничего не вышло. Эти слова вцепились в меня мертвой хваткой. Сколько всего никогда не выходит. По сути, бульшая часть. Мир полон того, что так и не вышло. Совершенно невыносимо. На снимке Соффен улыбается и выглядит лукаво, будто у нее есть большой секрет и этот секрет – будущее. Видимо, она счастлива. Да, счастлива. Так я решаю. Жизнь на пороге. На пороге свершения. Соффен закончила сборы. Приготовилась. Ждет только команды «старт!», ведь она готова, целиком и полностью. Но команды не последовало. Когда мы рассматриваем фото, всё уже в прошлом. Дистанция пройдена. И что в промежутке? То, что так и не вышло. Меня захлестнула огромная печаль, селезенка разрослась, не только из-за Тетушки Соффен, но и из-за меня самого, ведь я был занят собой и занят до сих пор, потому что вдруг подумал обо всем том, что не выйдет и в моей жизни, этот баланс всегда будет минусовым, красные цифры над кроватью.

– Значит, он оказался мерзавцем, – сказал я.

Мама фыркнула:

– Так и есть. Мерзавцем.

На фото был еще один человек, девочка, чуть-чуть повыше цветочных ящиков на балконе. Фотографироваться ее, скорее всего, не звали. Ей просто любопытно посмотреть, что происходит. Она не хочет ничего пропустить. Короткостриженная, с челочкой, под пажа, так это называется, взгляд открытый навстречу всему и вся. Она тоже готова, хотя и не до конца.

– Это я, – сказала мама.

Из нее что-то вышло? Свершилась ли ее жизнь? Была ли мама тем человеком, каким мечтала стать маленькая девочка среди цветов на балконе? Была ли мама той, что шла ей навстречу и исполняла ее желания? Я не знал. Не мог знать, о чем она мечтала. Если на то пошло, я мало, а то и вовсе ничего не знал ни о маме, ни о девочке, какой она была когда-то. Я обречен строить догадки. Утверждать иное – ложь.

– Сколько тебе там лет? – спросил я.

– Семь и четыре месяца.

– Ты так хорошо помнишь.

– Тем летом я выучилась плавать.

– Мне пора бежать, – сказал я.

Мама закрыла альбом:

– Я не то имела в виду.

– Ты о чем?

– Ну, когда сказала, что ты думаешь только о себе.

– Ничего страшного.

Пожалуй, она таки была права. Я не мог не признать. Я почти забыл, что папа в городе, в больнице, со сломанной ногой, а не здесь. И меня снова поразила смутная и мучительная мысль: я плохой человек, да, плохой. Чтобы стать хорошим, мне надо сосредоточиться. Такое само собой не получится, и, вообще-то, я предполагал, что хорошим человеком бывают от природы, а не по решению.

– Ты слышала о папе что-нибудь еще?

– Ему нужен покой.

– Может, съездим навестим его?

– Посмотрим.

– Посмотрим? Почему?

– Потому что ему нужен покой. – Мама вдруг улыбнулась и ласково посмотрела на меня. – Ее зовут Хайди?

– Кто тебе сказал?

– Тетушки упоминали девочку по имени Хайди.

– И что?

– Я просто спрашиваю, Крис. Ты ведь теперь ничего мне не рассказываешь.

– Как я могу рассказать, если рассказывать нечего?

– Я думала, ты поглядываешь на Лисбет.

– Лисбет? Зря ты так думаешь.

– Ладно. Но будь осторожен.

– Осторожен? Ты о чем?

– Когда ездишь на велосипеде. Ты легко можешь замечтаться. А в таком случае и до беды недалеко.