Посредник

Поскольку по сравнению с минувшим годом число несчастных случаев в Кармаке за весну и лето выросло на целых восемнадцать процентов, власти решили назначить Посредника, несмотря на весьма серьезные экономические трудности. К примеру, скоро у них не будет средств зажигать вечером уличные фонари, что опять-таки приведет к росту несчастных случаев – конечно, не очень тяжелых, но ссадины, сотрясения мозга, выбитые зубы и сломанные шейки бедра тоже требуют издержек. Однако сейчас, на пороге осени, выбора не оставалось. Об учреждении должности Посредника объявили в начале сентября в газете «Рекорд», единственной в укруге. По истечении недельного срока претендентов оказалось всего трое – двое мужчин и одна женщина, что неудивительно, учитывая задачи Посредника. Этих троих поочередно вызвали на беседу с Комиссией, состоявшей из Патрика Оука, Уилла Тайлера и Росса Ноудена, соответственно Шерифа, Доктора и Пастора, чьи лучшие годы были давно позади. По сути, именно эти трое и распоряжались в означенном городе, в Кармаке, похожем на все прочие города такой же величины, с главной улицей под названием Юнион-авеню, малоэтажной застройкой и некогда весьма ухоженными садами и свежепокрашенными заборами, не считая, конечно, множества несчастных случаев, поражавших в эту пору его исстрадавшееся население. Двух первых претендентов отмели очень быстро. Боб Спенсер, безработный сорокалетний шофер-дальнобойщик, страдал каким-то кожным заболеванием, которое, мягко говоря, делало его малопривлекательным. Лицо рябое, мясистое, глаза как бы зажаты между лбом и щеками. Поэтому казалось, будто он все время щурится. Он никогда и никому не смотрел в глаза, да ни у кого и не было охоты смотреть в глаза ему. Уже из-за этого он в Посредники не годился. Вдобавок он отличался буйным темпераментом. Выставив свою кандидатуру, Боб Спенсер попусту потратил время Комиссии. Женщина, миссис Хейвен, на первый взгляд производила благоприятное впечатление. Ей было тридцать восемь лет, мать-одиночка с десятилетней дочерью, что могло, конечно, создать проблемы на такой работе, но Комиссия решила дать ей шанс. Раньше она продавала билеты в «Маджестике», единственном кинотеатре на весь город, давным-давно закрытом. Женщина ухоженная и красивая, но не чересчур, лицо, скорее, из тех, что не вызывают никаких ассоциаций и забываются тотчас, едва отвернешься. В принципе вполне подходящее. Итак, Комиссия была готова дать миссис Хейвен шанс, но лишь до той минуты, когда она открыла рот и заговорила. Голос оказался резким, пронзительным, слушать его – сущее мучение. Нет, это недопустимо. Близким родственникам и так достается, в довершение всего не хватает только горлопанки. В итоге остался один претендент – Фрэнк Фаррелли. Что еще сказать о Фрэнке Фаррелли, помимо того что он подал заявление на должность Посредника? Если честно, то не много. Ему было тридцать пять, родился и вырос здесь, в Кармаке. Ничем он не выделялся, но и упрекнуть его тоже не в чем. После средней школы некоторое время бил баклуши, или, как он сам говорил, осматривался, потом получил постоянное место в кассе номер три Кармакского вокзала, где продавал билеты. Тогда поезда там еще останавливались. Пять лет назад перестали, и касса номер три тоже закрылась. С тех пор он сидел без работы, осматривался еще внимательнее, правда без особого результата. Отец умер, когда Фрэнку Фаррелли было тринадцать, моря он никогда не видел. Жил у матери, держал золотую рыбку по имени Марк.

Секретарша Бленда Джонсон, дама во всех отношениях практичная, проводила его в конференц-зал на верхнем этаже мэрии, самого роскошного здания в Кармаке, если не считать церкви. Каменная постройка, воздвигнутая в 1908 году, когда сюда хлынули европейцы – поляки, немцы, итальянцы, норвежцы и ирландцы, которые в итоге стали удачной смесью закаленных и сентиментальных ворчунов в этом скудном округе. Из мэрии, когда позволяла погода, открывался вид в двух направлениях. На западе город заканчивался железнодорожными рельсами, сорняками и закатом за бурыми холмами, почти сплошь покрытыми гладкими, овальными валунами, оставленными ледником в незапамятные времена, задолго до нас. На востоке Юнион-авеню, прорезая центр, тянулась дальше, к жилым кварталам и Снейк-Ривер, которая была также городской границей. Можно подумать, эти две панорамы относились к разным местам, но так уж Кармак располагался – меж сезонами года, меж горами, пустошами и равнинами, вообще прямо-таки меж всего. Тем утром шел дождь. Летняя пыль сбегала в бассейны. Фрэнк Фаррелли сел перед Комиссией, и секретарша закрыла за собой дверь. Никто толком не помнил, с каких пор эта Комиссия света белого не видела, наверняка уже несколько лет, когда дела в Кармаке впрямь пошли вкривь и вкось. Именно тогда поезда и перестали здесь останавливаться. А когда поезда мчатся мимо, зачастую настает конец всему. Никто не приезжает, никто не уезжает.