Посредник

Заговорил об этом генеральный прокурор. Осторожно, с видом неподдельного сожаления. Оделл сопротивлялся, как только мог. С президентом, почти не покидавшим комнаты, он виделся чаше других. Оделл вынужден был признать, что интереса к жизни Джон Кормак по-прежнему не проявляет.

— Но решать пока еще рано, — заявил Оделл. — Дайте ему время, чтобы прийти в себя.

— Сколько можно ждать? — спросил Мортон Станнард. — Похороны были три недели назад.

— В следующем году предстоят президентские выборы, — напомнил Билл Уолтерс. — Если ты выдвинешь свою кандидатуру, Майкл, начинать кампанию надо с января.

— Черт побери! — взорвался Оделл. — Хозяин Белого дома убит горем, а вы толкуете о выборах.

— Взгляни на вещи здраво, Майкл, — урезонил его Доналдсон.

— Всем нам хорошо известно, — продолжал Уолтерс, — что после Ирангейта Рональд Рейган находился в полной прострации. О поправке XXV уже заговаривали в открытую. Судя по докладу Кеннона, момент был критический. Нынешняя ситуация еще хуже.

— Но президент Рейган сумел взять себя в руки, — заметил Хьюберт Рид. — И вернулся к исполнению своих обязанностей.

— Да-да. как раз вовремя, — подтвердил Станнард.

— В этом-то все и дело, — подчеркнул Станнард. — Каким временем мы располагаем?

— Срок небольшой, — согласился Оделл. — Пресса пока молчит. Кормак чертовски популярен. Но вера в него падает, причем на глазах.

— Итак, крайний срок? — решительным вопросом Уолтерс подвел черту под обсуждением.

При голосовании Оделл воздержался. Уолтерс поднял свой серебряный карандаш. Станнард кивнул. Брэд Джонсон отрицательно покачал головой. Джим Доналдсон, поколебавшись, присоединился к Джонсону. Голоса разделились поровну. Хьюберт Рид озабоченно оглядел собравшихся. Пожал плечами.

— Мне очень жаль, но что поделаешь?

Он проголосовал «за». Оделл шумно выдохнул.

— Ну, хорошо! — крякнул он. — Большинством голосов решение принято. Чтобы не тянуть резину, в канун Рождества мне придется отправиться к Джону и сообщить, что первого января мы ставим перед конгрессом вопрос о поправке XXV.

Он только начал подниматься из-за стола, но члены кабинета почтительно его опередили. Оделл не мог скрыть от себя, что это доставило ему удовольствие.

— Я вам не верю, — сказал Куинн.

— Прошу сюда.

Человек в изысканном костюме жестом пригласил его к зашторенному окну. Куинн огляделся. Над каминной полкой висела картина: Ленин обращается с речью к массам. Куинн подошел к окну.

За стеной, отгораживавшей облетевший сад от Бэйсуотер-роуд, медленно проплыл красный верх лондонского двухэтажного автобуса. Куинн вернулся на свое место.

— Вы, по-видимому, водите меня за нос, но декорация для фильма отменная.

— Какого фильма, что вы? — мягко возразил генерал КГБ. — Об этом пусть заботятся ваши ребята из Голливуда.

— Если так, то на кой я вам сдался?

— Вы нас интересуете, мистер Куинн. Напрасно вы держитесь столь воинственно. Это может показаться странным, но я убежден, что сейчас мы с вами стоим по одну сторону баррикады.

— Действительно, странно. Даже более чем.

— Хорошо, позвольте мне объясниться. С некоторых пор вы получили известность как человек, которому доверили вести переговоры с похитителями Саймона Кормака на предмет его освобождения. До нас дошли сведения, что после гибели юноши вы провели в Европе месяц, пытаясь напасть на след преступников. И это вам, кажется, удалось.

— И поэтому мы с вами оказались по одну сторону баррикады?

— Возможно, мистер Куинн, возможно. В мои обязанности не входит обеспечение безопасности молодых американцев, настаивающих на утренних пробежках за городом без должной охраны. Однако оградить собственную страну от враждебных происков, наносящих ей колоссальный урон, — мой профессиональный долг. Дело Кормака — это заговор неизвестных лиц, имеющий целью повредить Советскому Союзу и дискредитировать его в глазах мирового общественного мнения. Мы не можем этого допустить, мистер Куинн. Никак не можем. Так что позвольте говорить с вами как вы, американцы, выражаетесь — начистоту.

К похищению и убийству Саймона Кормака Советский Союз непричастен. Тем не менее вся ответственность возлагается на нас. В тот самый момент, когда было установлено происхождение бомбы, мы попали на скамью подсудимых. Отношения с Америкой, которые наш лидер искренне пытался улучшить, резко обострились. Договор о сокращении уровня вооружений, на который мы возлагали столь большие надежды, превратился в простой клочок бумаги.

— Клевета на СССР вам не по нраву, хотя сочинять байки о других вы мастера, — вставил Куинн.

Генерал развел руками в знак того, что принимает упрек.

— Что ж, верно: время от времени мы прибегаем к дезинформации. Но точно так же поступает и ЦРУ. Все зависит от того, откуда она исходит. Навлечь на себя порицание за действительно совершенный поступок не слишком приятно, согласен. Однако быть без вины виноватым и терпеть хулу со всех сторон — просто невыносимо.

— Будь у меня побольше великодушия, я бы вам посочувствовал, — сказал Куинн. — Но в данном случае я совершенно бессилен что-либо изменить. Больше меня это не касается.