Посредник

Керкорьян знал, что такое Батайника — крупная югославская военно-воздушная база в двадцати километрах северо-западнее Белграда, явно не предназначенная для обслуживания досужих американских туристов. Кроме всего прочего, она была предназначена и для военнотранспортных самолетов из СССР, доставляющих снабжение для большой группы советских военных советников в Югославии. На базе поэтому работало несколько русских инженеров, один из которых был человеком Керкорьяна. Этот инженер контролировал движение грузов. Через десять часов Керкорьян послал «блиц» — донесение в Ясенево, штаб-квартиру первого управления КГБ, занимающегося разведкой. Оттуда оно сразу попало на стол заместителю председателя КГБ генералу Вадиму Кирпиченко, который, сделав несколько запросов внутри СССР, отправил подробный доклад своему начальнику генералу Крючкову.

Керкорьян доносил, что пятеро американцев были проведены из микроавтобуса к транспортному самолету «Ан-42», только что прибывшему с грузом из Одессы и сразу отправлявшемуся назад. В следующем донесении из Белграда резидент сообщал, что сутки спустя американцы тем же манером вернулись назад, еще раз переночевали в отеле «Петроварадин», после чего покинули Югославию, так и не подстрелив ни одного кабана. За проявленную бдительность Керкорьян получил благодарность.

Август

Жара, словно тяжелое одеяло, накрыла Коста-дель-Соль. Внизу на побережье миллионы туристов снова и снова переворачивались под лучами солнца, словно бифштексы на решетке, отважно поливая себя лосьонами для загара в надежде за две драгоценные недели приобрести цвет темного красного дерева, но зачастую становясь похожими на вареных омаров. Небо сделалось бледно-голубым, почти белым, а от привычного бриза остались лишь слабые дуновения.

На западе из раскаленного марева торчал громадный клык Гибралтарской скалы, сверкая всеми пятнадцатью милями своего поперечника; светлые бетонные желоба системы сбора дождевой воды в подземные цистерны, которую когда-то спроектировали инженеры Великобритании, бороздили поверхность скал, словно лепрозные шрамы.

В горах над пляжами Касареса воздух был прохладнее, но совсем ненамного, и только на закате, перед самым заходом солнца, дышать становилось легче, поэтому виноградари из Алькантара-дель-Рио вставали в четыре утра, чтобы иметь возможность поработать часов шесть, прежде чем солнце загонит их в тень. После второго завтрака они до пяти дня предавались традиционной испанской сиесте, укрывшись за толстыми, прохладными, белеными стенами, а затем снова шли на работу и трудились дотемна.

Гроздья винограда под солнечными лучами наливались и тяжелели. Они еще не созрели, но урожай в этом году обещал быть превосходным. Владелец бара Антонио прийес, как обычно, иностранцу графинчик вина и поклонился.

— ¿Será bien, la cosecha?{Урожай будет хорош? (исп.).} — бросил он.

— Да, — улыбнулся высокий мужчина. — Урожай в этом году будет отменный. Наконец-то все мы сможем оплатить счета из твоего бара.

Антонио расхохотался. Все вокруг прекрасно знали, что иностранец был единственным хозяином своего участка земли и всегда расплачивался на месте, причем наличными.

Две недели спустя Михаилу Сергеевичу Горбачеву было не до шуток. Как правило, добродушный, с чувством юмора и легкий в обращении с подчиненными, он мог порою взорваться — например, обсуждая с представителями Запада вопросы прав человека или усмотрев предательство в действиях кого-то из соратников. Он сидел на седьмом, последнем, этаже здания ЦК на Новой площади и сердито смотрел на листки докладов, разбросанные по всему столу.

Комната, в которой он находился, была длинной и узкой, футов шестьдесят на двадцать; стол генерального секретаря стоял напротив двери. Горбачев сидел спиной к стене; все окна, задернутые плотными занавесками и светло-коричневыми бархатными портьерами, выходили на площадь и располагались слева от него. Посреди кабинета помещался традиционный стол для совещаний, приставленный перпендикулярно к столу Горбачева.

В отличие от многих своих предшественников, он предпочитал обстановку легкую и светлую: оба стола были сделаны из бука, с каждой стороны стола для совещаний стояло восемь прямых, но удобных стульев. На этом-то столе он и разложил доклады, подобранные его другом и соратником, министром иностранных дел Эдуардом Шеварднадзе, по чьей просьбе ему пришлось прервать свой отдых на Крымском побережье, в Ялте. Куда как лучше, в гневе думал Горбачев, плескаться в море с внучкой Оксаной, чем сидеть в Москве и читать весь этот хлам.

Прошло уже более шести лет с того зябкого мартовского дня 1985 года, когда наконец Черненко оставил свой пост и Горбачев с поистине немыслимой скоростью — хотя он давно готовился к этому — поднялся на самую вершину власти. В течение шести последующих лет он пытался взять свою любимую страну за шкирку и втащить ее в последнее десятилетие двадцатого века в таком состоянии, чтобы она смогла разговаривать на равных с капиталистическим Западом.