Он знал, что терпение его сообщников уже на исходе. Работать с такого рода людьми всегда рискованно. Резко повысив содержание адреналина в крови во время похищения в пригороде Оксфорда, они после этого оказались заперты в одном доме, где пили баночное пиво, которое он закупил для них на автозаправочной станции, не подходили к окнам и время от времени слушали звонки в дверь, повторявшиеся вновь и вновь, пока посетитель не терял терпение и не уходил. Нервное напряжение было очень велико, а люди эти по уровню своего развития не могли отвлечься за книгой или просто думая о чем-то. Корсиканец целыми днями слушал по радио программы поп-музыки на французском языке, прерываемые время от времени выпусками новостей. Уроженец Южной Африки без конца фальшиво насвистывал одну и ту же мелодию — «Мари Марэ». Бельгиец смотрел телевизор, не понимая при этом ни слова. Больше всего ему нравились мультики.
Ссора возникла из-за решения Зика покончить переговоры с посредником по имени Куинн и остановиться на двухмиллионном выкупе.
Корсиканец стал возражать, а поскольку разговор велся по-французски, бельгиец его поддержал. Африканер был сыт всем по горло, хотел домой и соглашался с Зиком. Основным доводом корсиканца было то, что они могут сидеть тут хоть до бесконечности. Зик знал, что это не так, но не хотел рисковать, сказав своим помощникам, что они уже на пределе и больше нескольких дней скуки и безделья им не выдержать.
Поэтому он принялся их уговаривать, успокаивать, уверял, что проявили они себя блестяще и через несколько дней станут очень богатыми людьми. Мысль о деньгах заставила их утихомириться, и спор прекратился. Зик порадовался, что дело не дошло до драки. В отличие от сообщников, ему самому приходилось бороться не со скукой, а с собственными нервами. Двигаясь на своем «вольво» по забитым машинами дорогам, он всякий раз думал о том, что стоит ему угодить в случайную проверку, задеть соседний автомобиль, на секунду потерять бдительность, и полицейский в голубой фуражке, наклонившийся к окну «вольво», удивится, зачем это он нацепил парик и накладные усы. На улице, в толпе, они еще туда-сюда, но с расстояния в шесть дюймов никуда не годятся.
Заходя в телефонную будку, он каждый раз невольно представлял, как произошла какая-то случайность, местонахождение будки установлено быстрее обычного, и в нескольких шагах находится полицейский в штатском, который, услышав тревогу по переносной рации, подходит к его кабине. У Зика был с собой револьвер, которым в случае необходимости он собирался воспользоваться. Если это произойдет, ему придется бросить машину, которую он всегда оставлял в нескольких сотнях ярдов от телефонной будки, и убегать на своих двоих. Какой-нибудь идиот прохожий может даже попробовать его задержать. Дело дошло до того, что, завидев полицейского, идущего среди толпы неподалеку от него, Зик всякий раз обливался холодным потом.
— Отнеси парню ужин, — велел он уроженцу Южной Африки.
Прошло уже пятнадцать суток с тех пор, как Саймон Кормак очутился в подвале, и тринадцать с того дня, как он ответил на вопрос насчет тетушки Эмили и понял, что отец пытается его выручить. Теперь Саймону стало ясно, что такое одиночное заключение, и он удивлялся, как люди могут выносить его в течение многих месяцев, а то и лет. Но он слышал, что в тюрьмах в одиночке у человека есть письменные принадлежности, книги, порой телевизор — словом, что-то, чем можно занять свой ум. У него же не было ничего. Но Саймон был крепкий парень и решил не сдаваться.
Он регулярно делал физические упражнения: заставлял себя преодолевать свойственную заключенным апатию и раз десять в день принимался отжиматься от пола и бегать на месте. На ногах у Саймона были все те же кроссовки и носки, из одежды — те же шорты и футболка, и он понимал, что от него должно ужасно пахнуть. Он аккуратно пользовался парашей, стараясь не запачкать пол, и был благодарен, что ее через день выносили.
Кормили его однообразно, но довольно сытно, как правило, чем-то жареным или просто холодным. Бритвы у Саймона, естественно, не было, и на его лице уже начали пробиваться усы и бородка. Волосы у него тоже отросли, и он пытался причесывать их пятерней. Однажды Саймон попросил и в конце концов получил пластмассовое ведро с холодной водой и губку. Он и не предполагал, что человек может испытывать такую благодарность за возможность помыться. Молодой человек разделся догола, отодвинув шорты как можно дальше по цепи, чтобы не намочить, и обтер губкой все тело, стараясь тереть кожу изо всех сил. После мытья Саймон почувствовал себя новым человеком. Но никаких попыток бегства он не предпринимал. Разорвать цепь было невозможно, а дверь запиралась снаружи на две задвижки.