ПОСТ

Егор отпускает ручку и сует руку в карман. Нащупывает пластиковый прямоугольник: найденный на мосту мобильник. Тот теплый: пригрелся у Егора в кармане, подпитался от его тепла. Телефон работает, его только надо разблокировать.

Точно: надо все-таки пойти к Кольке Кольцову, и разлочить мобилу. И тогда уже постучаться к Полкану со всей инфой. Если Егор сам, первый узнает, что случилось с теми людьми на мосту, сам принесет сведения – ему, может, и сойдет с рук, что признался не сразу.

А дальше пускай Полкан взваливает весь этот ад на свою хребтину.

У него, у кабана, хребет как раз подходящий.

И все же Егор медлит.

Только шаги по лестнице – кто-то поднимается бодро и чеканно – спугивают его и заставляют решиться окончательно. Егор отпускает дверную ручку…

Рука еще остается примотанной к ней невидимым жгутом, который натягивается все больше, пока Егор отходит от двери на шаг, на второй, на третий. Но потом жгут все же рвется – и по лестнице вниз Егор летит, уже не оглядываясь.

Навстречу ему, надев на себя решительное и хмурое лицо, идет гарнизонный повар – Лев Сергеевич. Хочет что-то спросить, но Егор якобы слишком спешит.

6.

Полкану очень нужно, чтобы его сейчас просто оставили в покое. Но в дверь стучит именно тот человек, которого он хочет сейчас видеть меньше всего. Стучит, а потом открывает сам, без спросу.

Заходит, сверкает единственным глазом, усаживается в кресло для посетителей и принимается сворачивать самокрутку из пятисотки. У него пятисотка старая, засаленная, и Полкан обреченно думает, что и раскуриваться будет плохо, и куриться будет плохо, и будет коптить ему кабинет салом с пальцев давно сгинувших людей.

Полкан терпит. Лев Сергеевич закуривает и выдыхает ему в лицо едкий дым:

– Ну что твои казаки?

Полкан жмет плечами, притворяется, что не понимает.

– А что мои казаки?

– Тушенку они нам везли, вроде. Крупу еще. Они просто как-то мимо меня отгрузили, понимаешь, вот я и спрашиваю. Хотел завтра людям гречки с тушенкой на ужин сварганить. Вот и спрашиваю. Наша-то – все, тю-тю. Вся на торжественный прием ушла. Вот и спрашиваю, ага.

– Слушай! Ну что ты как этот… Чего прилип, как банный лист…

– Погоди-погоди… Погоди-погоди-погоди… Ты что глаза-то прячешь, а, Сергей Петрович?

– Слушай, Лева… Ты сам ведь понял все уже, что ты мне душу морочишь?

– Я еще ничего, Сергей Петрович, не понял. Я вот к тебе специально пришел, чтобы разобраться. Я тебе вопрос задал – а ты мне говори. Где? Наша? Тушенка?

– Не было там нашей тушенки. Не было у них нашей тушенки. У них только с собой провиант в экспедицию. Для нас будет другая поставка, потом.

– Потом будет суп с котом. Куда им такую прорвищу жратвы? Ты видел, сколько там?

– Видел я все. Видел! Ну а их вон – тридцать молодых здоровых мужиков. И хер знает, на сколько они едут, и куда! Чего они там жрать-то будут, за мостом? Может, там все отравлено… Надо и в их положение войти!

– В наше положение тебе входить надо, Сергей Петрович! В наше! Я говорил тебе, что у нас припасы на исходе? Говорил. Ты обещал с москвичами разобраться? Обещал. Ты за своих, за наших вон людей в ответе, а не за этих залетных.

Полкан тоже делает себе курево из зеленой тысячной. Прикуривает у повара. Делает затяжку – нервно.

– Ты не слушал его, что ли? Лева! Это же дело государственной важности! Границы двигаем! Возрождение! Собирание земель!

– Я-то все слышал.

– Ну, а что тогда?!

– А то, что не дай бог, они там еще кого-то присоединят, вот что.

– Это почему еще?

– Пока мы тут крайними на железке сидели, нам хоть довольствие человеческое полагалось – и то они его жилят. А если границу далее двинут, на самообеспечение перейдем, понял? Друг друга то есть кушать будем.

Полкан цыкает зло, но одноглазого повара не прогоняет. Тот жмурит свой глаз, чтобы дымом не ело.

– Позвони им, Сергей Петрович. В Москву. Поставь вопрос ребром.

– Я позвоню.

– Сейчас позвони. При мне. Куда ты там обычно им… Вон в то управление.

– Не буду.

– Тогда сегодня иди и сам готовь. Не знаю, из чего, но готовь сам.

Полкан затягивает внутрь остаток самокрутки, швыряет в пепельницу обгорелую бумажку. Плюет туда же тягуче. Потом раздраженно хватает трубку с двуглавым орлом.

– Ладно, хер с тобой.

Нажимает кнопки. Пиликают они фальшиво. Он ставит на громкую связь. Гудок из динамика идет слабый, неровный, как будто звонят не в Москву, а по медным проводам куда-то в далекое прошлое. Ждать заставляют долго – минуту, наверное, но Полкан не сдается. Крутит себе еще одну папиросу, тратит время с пользой. Наконец, клацает что-то, и далекий голос шелестит:

– Центральная.

– Это Ярославский пост. Полковник Пирогов. Мне с тылом бы, восточное направление. Ярцева.

– Ярцева нет.

– Ну дайте, кто есть. Заместителя его или там… Ну?

– Подождите.

Полкан смотрит на Льва Сергеевича в упор, раскуривается по новой. Ждет, как было сказано. Через две минуты отвечают:

– Управление тылового обеспечения.

– Полковник Пирогов, Ярославль. Я по поводу довольствия.

– Слушаю.

– Нам задерживают сильно.

– Ярославль? Запишу, разберемся.

Лев Сергеевич криво усмехается. Полкан разводит руками: вот, мол.