Пост Леонардо

Метрах в ста прямо перед нами виднелись четыре громадные серо-желтые хижины, скрывавшие этот таинственный и загадочный мир — иолапити. Сто метров отделяли меня от каменного века, от костров, зажигаемых трением деревянных палочек, от грозного рокота барабанов, возвещающих о войне и мире, от тихого свиста стрел и глухих ударов боевых дубинок. Сто метров, которые должны были перевернуть еще одну, может быть самую интересную, страницу моей жизни. И кто может осудить меня за то, что в душу мою вдруг закрались сомнения? Кокоти равнодушно ждал, пока я, делая вид, что подтягиваю ослабевший ремень сумки с магнитофоном и фотоаппаратами, пытался привести в порядок растрепанные мысли и чувства. Возясь с сумкой, я не заметил, как из ближайшей к нам хижины вышел индеец и зашагал прямо на нас. Я увидел его, когда он уже подходил к нам. Высокий, статный, лет двадцати на вид, он шел прямо на меня и глядел мне в лицо спокойно и холодно. В его взгляде не чувствовалось вражды, но и не было заметно дружелюбия. Он подошел к нам вплотную и остановился.

Я собираюсь протянуть ему подарки, а он улыбается и спокойно, на отличном португальском языке спрашивает меня:

— Добрый день, сеньор! У вас случайно не найдется полудюжины батареек для магнитофона «Филипс»? Я выпрямляюсь и растерянно гляжу на своего собеседника. Потом протягиваю ему руку и пытаюсь мямлить, что очень рад его видеть, что, надеюсь, мое присутствие не удивляет его, что батарейки у меня, конечно же, найдутся, но я, право же, никак не мог предположить, что здесь, вдали от... короче говоря...

Еще через пять минут мы уже хлопаем друг друга по плечам, и мой новый друг сует себе в рот сигарету «Континенталь», которую я предлагаю ему за отсутствием трубки мира.

Я узнаю, что его зовут Аритана, что он уже побывал несколько лет назад в Сан-Пауло, откуда вернулся в свою деревню с магнитофоном, подаренным кем-то из тамошних репортеров. Батарейки вскоре «скисли», и магнитофон замолк. То, что именно он встретил нас с Кокоти, оказалось случайностью. Но случайностью счастливой: Аритана, как выяснилось, сын вождя племени. Гостеприимно сойдя с тропинки, он приглашает меня следовать за ним в деревню. И мы гуськом двигаемся к центру поляны. Впереди — Аритана, за ним — я, в арьергарде — Кокоти.

В центре поляны я вижу маленькую хижину. Точнее говоря, грубый соломенный навес, покоящийся на четырех столбах. Я догадываюсь, что это «дом флейты», о котором упоминают все побывавшие в Шингу путешественники. Нечто вроде «мужского клуба», куда женщинам вход строжайше запрещен. В шалаше сидят несколько индейцев и ведут неторопливую беседу.

Как и полагается по освещенному веками дипломатическому протоколу, первым делом меня представляют «главе государства» — отцу Аританы, Канато. Кокоти чинно здоровается с вождем и говорит, что увешанный фотоаппаратами «караиба» является другом Орландо и испытывает желание познакомиться с жизнью замечательного племени иолапити, весть о котором дошла даже до племени караиба, расположенного так далеко, что понадобилось бы три-четыре «луны», чтобы добраться до него на большой-большой лодке.

Канато, отложив в сторону зубило, которым он тесал какую-то толстенную палку, протягивает мне руку и снисходительно отвечает, что друзья Орландо — его друзья, и караиба может чувствовать себя во владениях иолапити как в своем собственном доме.

Несмотря на отсутствие каких бы то ни было признаков одежды, он выглядит весьма импозантно. Выкрашенные красной краской и постриженные «под горшок» волосы аккуратно причесаны. Бицепсы рук туго перехвачены серой тесемкой. Из-под припухлых век он разглядывает меня сосредоточенно, но дружелюбно. Вслед за вождем мне протягивают мозолистые негнущиеся ладони и окружающие его индейцы. Каждый из них считает своим долгом продемонстрировать некоторое знакомство с португальским языком, учтиво осведомившись «комо шяма?» — «как тебя зовут?». В мгновение ока опустошается вынутая визитером пачка сигарет, и к низкой кровле шалаша уютно подымается голубой дымок, предрасполагающий к дружеской беседе.