Пост Леонардо

За истекшие с того времени, как были написаны эти слова, полтора столетия не было недостатка в государственных деятелях и чиновниках всех рангов, в теоретиках и практиках «индеологии», которые пытались развивать и совершенствовать эти принципы, столь же гуманные, сколь и идеалистические. Писались труды, произносились речи, закладывались памятники индейским вождям. Обладатели фешенебельных особняков Рио и Сан-Пауло, кокетливо бравируя своим квасным патриотизмом, нарекали наследников индейскими именами и украшали залы идиллическими гравюрами и пастелями на темы индейских мифов. Поэты писали свои поэмы, юристы сочиняли трактаты, а индейцев становилось все меньше и меньше... Этому не смогла помешать даже специальная Служба защиты индейцев, созданная великим бразильцем — генералом Мариано Рондоном, который в своих легендарных экспедициях по индейским землям неукоснительно следовал гуманистическому лозунгу «Умереть, если понадобится. Убивать — никогда!..»

В ответ на мой вопрос о том, что должно быть сделано для предохранения индейской культуры от «железной поступи прогресса», профессор Кардозо де Оливейра разводит руками:

— Конечно же, нужно уважать их культуру, их традиции, жизненный уклад, их независимость и право распоряжаться своей судьбой. Это никогда не делалось не только у нас, в Бразилии, но и во всех остальных странах, сталкивающихся с этими проблемами. Индейцы, как и любой другой народ, стремятся сохранить за собой право на суверенитет. Право жить своей жизнью. Но так как у них нет объективных условий и возможностей для этого, так как они не могут заставить белых прислушаться к их голосу, то в конце концов всегда торжествует право сильного.

Карлос Морейра Нето изучает историю законодательства, регулирующего статус индейцев в бразильском обществе с самого зарождения этой страны. Он считает главной бедой то, что индейцы всегда рассматривались окружающим их обществом как препятствие на пути прогресса и цивилизации, препятствие, которое должно быть устранено, преодолено или нейтрализовано.

А Эдуарде Галвао — один из старейших антропологов Бразилии, заведующий сейчас секцией антропологии в знаменитом музее имени Гёлди в Белеме, обратил мое внимание на едва ли не самую главную сложность проблемы.

— Решение этого вопроса, — сказал он, — необычайно трудно без разрешения проблем бразильской провинции вообще. Невозможно оказать действенную и эффективную помощь индейскому населению, не обратив внимания на положение остального сельского населения страны. Разве можно, например, послать медика или создать медицинский пункт в какой-то индейской деревушке, если на сотни километров вокруг в убогих деревнях бразильских бедняков дети будут продолжать умирать от отсутствия лекарств и элементарной помощи? Разве можно пытаться улучшить условия жизни индейцев, не оказывая одновременно помощи миллионам крестьян, многие из которых бедствуют и влачат не менее трудное существование, чем индейцы? Нельзя наладить сельскохозяйственное производство в какой-то индейской общине, не подымая одновременно культуру производства на плантациях белых соседей этой общины.

Иными словами, — заключил свою мысль профессор Галвао, — решение индейской проблемы должно было бы стать составной частью коренных структурных преобразований в социально-экономической жизни бразильской провинции.

Вопрос заключается в том, кто и когда способен решиться на реформы такого масштаба. И смогут ли индейцы дождаться этих реформ.

ТОЛЬКО ОРЛАНДО И КЛАУДИО...

Вторые сутки мы ждем самолета. Он должен сесть на две-три минуты и принять нас на борт, не выключая моторов. Поэтому все вещи давно уложены, никто не отлучается с Поста, и через каждые полчаса каждый из нас по очереди издает ликующий возглас: «Самолет!», принимая за шум моторов пение гигантского шмеля или рокот «джипа», возвращающегося с плантации. Торопливо делаются последние фотографии: красавец Мейрован с женой и дочкой, худощавый Пиуни со своим тихим семейством. Орландо по моей просьбе подсаживается на скамью к Пиуни, и детишки радостно ползут на руки деду. Он улыбается, шлепает их по смуглым попкам и — он не может потратить впустую даже эти три минуты, пока я щелкаю затвором «Кэнона»! — деловито осведомляется у Пиуни, не забыл ли он починить дверь на складе.

— Не забудь смазать маслом петли. Эту проклятую дверь скоро нельзя будет открыть, даже ежели соберем сюда всех до одного чикао.

Потом мы слоняемся без дела, Орландо озабоченно глядит на небо, солнечное, ослепительно голубое, и, показывая на север, на приютившуюся у самого горизонта чуть различимую серую полоску облаков, сокрушенно качает головой:

— Сидит небось ваш самолет где-нибудь в Кашимбо или Жакареаканге: похоже, там льет как из ведра.