Пост-Москва

Я сидел в кресле с продавленной подушкой и пытался вправить на место челюсть. Профессор совершенно очевидно тронулся головой, и я раздумывал не пора ли уже вызывать санитаров. Иван, думаю, полностью со мной солидаризировался, судя по выражению его лица. Я прекрасно помнил своих дочек, о чем тут можно было говорить, я ведь сам отвел старшую в первый класс в тот сентябрьский денек, как на заказ солнечный и… Тут моя мысль запнулась. Денек был солнечный — это я помнил отчетливо, — была торжественная линейка, да, директор школы сказала речь. Сказала или сказал? Много детей в школьной форме вокруг вперемежку с родителями, потом дети отделяются и строятся по классам. Потом идут в классы на первый в своей жизни урок. Я фотографирую свою дочь, ее первых одноклассников.

И я ловлю себя на мысли, что не помню, как зовут мою старшую, не помню, где это все происходило, была ли у меня жена или я вдовец, или в разводе, я не помню был ли директор школы мужчиной или женщиной, в каком именно месте Москвы пошла в школу моя дочь, и было ли это в Москве или в другом каком месте. Собственно, я вообще не помнил ничего конкретного. И мне стало страшно.

Мне стало страшно, потому что внезапно в моем уме кристаллизовалась картинка — кто-то липкий и скользкий сидит в темноте и тянет свои выросты-псевдоподы, как у амебы, в мое прошлое, в мою жизнь, в жизнь моей семьи и близких, и стирает один день за другим, час за часом, минута за минутой. Это существо проникло в меня, в мою голову, но ему этого мало, он уничтожает торжественные линейки на первое сентября, радостные улыбки детей, первый раз идущих в школу в новенькой школьной форме, с букетами цветов и ранцами, в которых лежат еще не прочитанные ими книжки. Он лишает нас всех ощущения сопричастности к своей жизни, вкуса и запаха, и цвета прошлого, каково бы оно ни было, с болью и скукой, и наслаждением. Это существо, или сущность, ползает в интимной части моего существования и, само оставаясь невидимой тварью, спрятавшейся в темной глубине незнания, разглядывает дорогие мне вещи, копается даже не в моем подсознании, но в глубинах моей памяти, в той сопричастности, где я через любовь и расположение нахожу общий язык с моими родными. И вот уже я забыл, но не головой, потому что это немыслимо, а своим нутром, физически, свою старшую дочь, а она по тем же самым причинам не помнит меня, ее отца.

— Мне надо выпить, — говорю я.

— Сейчас, — с готовностью отзывается Сергей Сергеич.

Потом громко, на всю квартиру, стараясь перекричать шум льющейся из крана на кухне воды, говорит:

— Дарья, вы не принесете бутылочку водки? Надо же отметить вашу встречу с родным отцом!

5

Гасты пошли на удивление поздно — обычно они избегали ночных атак. В этот раз, однако, темнота их не смущала. Отряд самооборонщиков, в шутку именовавших себя «Лейбштандарт Фидель Кастро», в котором на данный момент было четыре человека основного состава — Брэд Питт, Эдвард-Руки-Ножницы, Резиновый Утенок и Ведьмочка — заняли центр, а приданные им в усиление «Мертвецы» из контры держали фланги. Игроманы похерили максимы, сосредоточившись на отработке стрельбы по-македонски — из беретт с обеих рук на бегу.

Треск пистолетных выстрелов справа и слева сливались в какофонию очередей и выкриков «Хед-шот!», «Дубль!», «Фоллоу ми!». Было видно, что ребятки разыгрались не на шутку.

— Пулеметы нам больше не потребуются, — резюмировал Утенок. — Кажется, мне сегодня пострелять не придется.

— Ладно, братушки, передохнем, — согласилась Ведьмочка. — Где это Фидель шляется?

— Соскучилась, да? — внезапно обретает дар речи Эдвард.

— Только давай без грязи, Эд!

— Какая уж тут грязь на фоне большой и светлой любви, — серьезным тоном подкалывает Эдвард.

— Допиздишься, Эд, яйца отрежу, — не менее серьезным голосом отвечает Ведьмочка.

— Ты Фиделю случайно только не отрежь, мой тебе совет.

— Допиздишься!

— Ок. Мир, труд, жвачка.

— Ок.

«Мертвецы» бегают перед ними, отстреливая головы гастам и обмениваясь загадочными жестами. Гасты, вопреки обыкновению, начинают убегать от вошедших в азарт игроков.

— Может, нам патроны им подносить? — меланхолично предлагает Утенок. — Чего так сидеть-то.

Он достает из рюкзака ноутбук, открывает и углубляется в чтение. Ведьмочка тыкает пальцами в телефон, с кем-то переписываясь:

— Надо беруши купить. Этот шум за окнами так раздражает.

Брэд кладет под голову ящик с патронами и устраивается поудобнее:

— Разбудите, если что.

Черный кот мирно сидит на притащенном кем-то из бывшей гостиницы кожаном диванчике и, кажется, с интересом наблюдает за происходящим. Потом внезапно он спрыгивает на землю и бодро бежит прямо в гущу заварушки, устроенной «Мертвецами» перед позицией отряда.

— Кс-кс-кс, — пытается позвать кота Эдвард, но тот не реагирует на такие примитивные способы коммуникации. Кажется, что пистолетные выстрелы вообще не привлекают его внимания, он ищет жертву, он охотник на тропе войны, он видит цель, и эта цель и жертва должны были молиться своему богу уже пару минут назад, потому что коты не знают пощады и не прощают нерадивых молитвенников.